У них есть путь.
Каждый выстраивал этот путь по-своему, но все должны быть объединены единой идеей. Правда, какая это должна быть идея, каждый понимал по-своему.
Наверное в этом и заключался самый главный талант Старшего. Он умел донести до любого свою мысль так, что она завладевала человеком. Вселяла надежду или страх. Старший, словно медвежатник, открывающий сейф, подбирал отмычку к каждому поселенцу настолько виртуозно, что ему бы позавидовали многие диктаторы.
Всё, что говорил или делал Старший могло казаться божьим промыслом, если бы поселенцы верили в бога. Это был его мир, где-то посреди лесов, на месте небольшого городка на берегу Оки, где вокруг ничего, только радиационный фон и забежавшие мутанты. А ещё множество сосен. Сосен, которые выстроили живую изгородь, отделяющую Старшего и его поселение от всего остального мира.
Когда он не вышел на прогулку, сначала люди не придали этому большого значения. Всё-таки человек в почётном возрасте и каждый шаг давался ему всё сложней изо дня в день. Спустя час с небольшим, Тихон — верный служащий Просветления с бесконечно серыми глазами, решил проверить своего наставника.
Старший ожидал его. В своей небольшой комнатке, где разместилась пружинная кровать и тумбочка, выполняющая роль прикроватной, он мирно лежал в своей постели. Одну руку, усеянную морщинами он держал на груди. Вторая была спрятана под лёгким разноцветным пледом, накрывающим всё тело. Его рот был открыт, а на щеке засохла аккуратная кривая линия белого цвета, которая скрылась где-то в седой бороде. Его глаза смотрели в обшарпанный потолок, но их стеклянный оттенок говорил, что Старший смотрит в бесконечность уже несколько часов.
Тихон сразу сообразил что к чему, но не хотел в это верить. Для него Старший был не просто наставником. Не просто лидером, за которым хотелось следовать. Старший приходился ему биологическим отцом. И впервые в жизни Тихон, вполголоса и сдерживая слёзы назвал Старшего папой.
В Просветлении наступил траур.
Все понимали, что рано или поздно это произойдёт, но верить в кончину Старшего не хотел никто. Женщины оплакивали его, не жалея слёз, а мужчины, осиротевшие, испуганные не поднимали головы.
В тот же вечер, на главной площади Просветления горели факелы из подручных средств. Старшего разместили в круге старого фонтана, который не работал больше пяти десятилетий. Тело обложили деревом, по всему периметру каменного строения, а между поленьями разложили сухую траву, которую использовали как утеплитель в домах.
Четверо старожил взяли в руки небольшие факела и одновременно подожгли поленья. По всему фонтану сухая трава разнесла огонёк, который превратился в костёр, пылающий ярко и освещающий всё вокруг.