Матвей обнимал Элину, которая тихо рыдала у него на груди. Марченко не спускал глаз с Артёма, которого конвоировали двое вооружённых поселенцев. Сочувствие на лице юноши выглядело слишком наигранным, но никто не обращал на него внимания. Тихон стоял неподвижно возле костра, сложив руки вместе. По его лицу катились слёзы, хотя он не издал ни звука.
В тот день над Просветлением повисла гробовая тишина, нарушаемая только щелчками сухих поленьев и шумом танцующего костра.
Постепенно Старший полностью скрылся в языках пламени.
— Я поверить не могу, что ты так со мной поступил! — нежный и строгий голос Элины звучал всё громче.
Матвей виновато стоял у окна в их старом доме и ждал момента, чтобы вставить хоть слово.
— Мы уже столько вместе, а ты мне не сказал! Почему? Ты мне не доверяешь? Или ты думаешь, что я разболтала бы подружкам?!
— Нет, — спокойно ответил Матвей, — но ты сама прекрасно понимаешь, что я не мог. Не без причины Старший и старожилы обсуждали всё за закрытыми дверьми. И то, что я услышал невольно рассказывать другим было бы не правильно.
Матвей имел неосторожность сказать Элине, что был в курсе происхождения Артёма и его предложения до того, как это было объявлено старожилами официально. Они выждали девять дней после кончины Старшего и собрав всех на поминках на главной площади рассказали поселенцам.
— Неправильно то, что у тебя есть тайны от меня. Что ещё ты скрываешь?! М? Может ты на самом деле здесь, чтобы всё разрушить? А может ты на самом деле маньяк, который ходит от поселения к поселению и рубит его на части? А может ты сам из другого мира?!
Внутри Матвея что-то очень сильно ёкнуло в районе груди и жар на мгновение растёкся по всему телу волной.
— Эль… — заботливым голосом начал он, — Ну что ты так сердишься? Ты же всё понимаешь. Зачем устраивать сцену?
— Да, — согласилась девушка, — устраивать и правда не за чем. Мне просто стало так обидно! Ты стал мне очень близок, Матвей. Со мной такого никогда не было.
Девушка опустила глаза.
— Мне кажется… Мне….
Он знал что она хочет ему сказать. Матвей сам привязался к кудрявой красавице, как бы старался этого не делать. Его привлекало в ней всё: от кончиков пальцев до кончика носа. Её забота, наивность, доброта.
Страсть.
Он знал, что если она скажет заветные три слова, то обратно дороги уже не будет. Ему хотелось сказать ей их первому, опередить её, дать понять, что она для него не просто увлечение. Но как он мог? Уставом подобные отношения были запрещены. Тем более, что это его первое задание.
— Ты знаешь, — перебил он, — а может мне и правда стоило тебе сказать. В конце концов ничего бы не случилось. И ты точно так же не поверила бы.