После моих слов Жрец, ещё раз кивнув, всё же выкатил мне выговор. Не столь суровый, как противнику, но всё же. В основном говорил о важности принятия верных решений и попирании собственной гордыни во славу Древа. Тут его можно понять… Пусть я и ляпнул сейчас что-то особо приятное для служителей культа, но куда лучше было бы для них, если бы я смиренно присоединился к их братии, увеличив храмовую силу Москвы на одного чародея. Пусть и недоучку.
Звон продолжался ещё какое-то время. Храмовые служки так предупреждали жителей Полиса о том, что сегодня неминуемо свершится чья-то смерть. А заодно извещали работников расположенного неподалёку колизеума, чтобы готовили арену и зрительские трибуны к приёму скорых гостей.
Мы с Шаровым вернулись на свои места, а вот тётка Марфа направилась к священному Ясеню. С другой стороны из толпы выкатили деревянное кресло на колёсах, в котором сидел габаритный мужчина с тамгой Шаровых на пледе, прикрывающем его тело. Не знаю уж, что с ним случилось, но в глаза сразу бросились иссушенная правая рука и левая нога, словно лишённые мышц. Одни только кости, обтянутые нездоровой фиолетово-коричневой кожей, в то время как из правой штанины торчала деревянная палка-протеза, а левый рукав, выглядывающий из-под одеяла, и вовсе бал завязан крупным узлом.
— Что это с ним? — тихо спросил я Ольгу о, судя по всему, отце Юрия, так как она была чрезвычайно компетентна в разнообразных заболеваниях.
— Последствия встречи со злыднем, — тихо ответила мне опекунша. — Руку и ногу он в бою с ним потерял, получил заражение и пустил всё на самотёк. А сейчас прививки с выжимкой из печени домового ему уже не помогут.
— Понадеялся на московский авось мужик, — добавил Демьян, и мы с ухватившейся за мою руку Алёнкой повернулись к нему. — Как чудовища злыдень и домовой — непримиримые враги, ибо одного рода, но разных планов. Однако домовик если и убьёт, то честно. Сразу и наповал, а потом так же завялит мясо, кости прокоптит, а мозг замаринует и в итоге всё сожрёт. А злыдень… он создание стихии «смерти» и кормится не плотью, а увяданием человеческой живицы. Раны, оставленные им, не ядовиты и не токсичны, но содержат часть его самого, которая какое-то время развивается, а затем начинает иссушивать жизненные силы.
— Потому и жёнки с детишками у него так мёрли, — добавила Анастасия, одна из женщин-защитниц, слышавшая наш разговор и допущенная до материалов по Шаровым. — Вылечиться надо было, перед тем как клан восстанавливать. Перезаражал он злыднем всех своих, кроме старшего, родившегося ещё до ранения сына. Боюсь даже представить, как та зверюга отожралась. Он же её не убил, как я поняла?