– Это Миднайт спасла тебя тогда, – громко, так чтоб было слышно, сказала сверху Офелия.
Словно вспышка, пронеслось в сознании Пейшенс воспоминание – да, Миднайт, это была она, это она вдохнула жизнь в ее мертвое тело в ту страшную ночь.
В эту минуту ярость покинула Пейшенс, словно вытекла куда-то. Она была так ошеломлена воспоминанием, что опустилась на пол, встав на все четыре конечности.
– Теперь ты не одинока, дитя мое, – сказала Офелия, и голос ее звучал уже гораздо мягче. – Они и других спасали прежде. Смотри.
Она сбросила вниз стопку бумаг, они разлетелись в стороны и опускались, как снежные хлопья, и падали на пол с тихим шелестом вокруг девушки. Это были страницы какой-то книги: иллюстрации, фотографии, рисунки. Пока Пейшенс подбирала и разглядывала их, Офелия спустилась вниз и подошла к ней.
– Ты – женщина, но теперь ты в то же самое время и кошка. Ты Женщина-Кошка. Теперь для тебя каждый предмет виден гораздо, гораздо отчетливее, чем раньше, каждый запах ощущается гуще, каждый звук звучит неизмеримо богаче; все твои чувства обострены до крайности. Твоя независимость, твоя свобода не имеет границ, твоя уверенность в себе абсолютна, твои реакции и рефлексы обладают нечеловеческой силой.
Пейшенс слушала эти слова и понимала, что все это – чистейшая правда. Она снова посмотрела на разбросанные листки на полу. На одном из них было акварельное изображение азиатской женщины-кошки. На другом – маска кошачьей морды. На третьем – нерезкая фотография женщины в плотно облегающем тело маскарадном наряде в образе кошки. Пейшенс вспомнила, что читала про нее в газете – ее звали Селена Кайл.
Офелия схватила со стола маску. Маска была удивительно красива и слегка страшновата своей необычной свирепостью.
– И что мне теперь делать? – спросила Пейшенс. – Ведь я больше не Пейшенс...
– Нет, ты именно Пейшенс! – резко оборвала ее Офелия. – И ты остаешься женщиной, но теперь ты Женщина-Кошка, ты – и женщина, и кошка. Вас теперь двое в одном лице. – Она протянула ей маску. – Возьми это, дитя мое. Всю свою жизнь ты провела в клетке. Теперь, принимая себя такой, какая ты есть на самом деле, всю себя целиком, без остатка... ты станешь по-настоящему свободна...
* * *
Пейшенс сидела на полу своей квартиры и лихорадочно трудилась. Воспоминания о той ночи, когда она умерла, погибла, когда ее – прежней Пейшенс – не стало, быстро сменяли одно другое, и теперь она ощущала сильное желание, нет, скорее потребность, выплеснуть переполняющую ее энергию... в хоть какую-нибудь работу. И вот сейчас она трудилась над ожерельем, тем самым колье с бриллиантовыми коготками, коготками, сделанными из алмаза, самого твердого материала в мире. О, как нужны ей были теперь эти острые алмазные когти – и она выковыривала их один за другим и вставляла в пальцы своих кожаных перчаток.