Но несмотря на принимаемые меры, где-то криминал всё равно прорывался. Особенно сложно было работать с этническими группировками. Как можно было, например, внедрить агента в какую-нибудь чеченскую группировку, обосновавшуюся в Москве, где всех связывали родственные узы? Где малейшее отступление от принятых в банде норм поведения могло повлечь за собой смерть не только «отступника», но и всех его близких родственников в далёких от Москвы горах?
Конечно, с момента появления таких группировок в поле зрения силовиков, с ними сразу начинали работать. Плотно перекрывали наружным наблюдением, прослушкой и т. п. Искали любой повод упрятать за решётку хотя бы одного члена группы, чтобы уменьшить поголовье членов банды, вынудить их искать контакты с уголовниками других национальностей, более прикрытыми негласным наблюдением. В крупных российских городах, особенно в Москве и Ленинграде, в последнее время всё больше и больше появлялось выходцев с Кавказа и Средней Азии. Казалось бы — всё правильно — как раз на это, — на перемешивание наций — и была направлена внутренняя политика государства. Но если в бывшие республики из центральной России переселялись в основном учителя, врачи, инженеры, то в обратном направлении мигрировали торгаши и уголовники.
Вот и сейчас по пути в метро Вадим машинально отметил, что в подавляющем большинстве торговых точек хозяйничали лица явно кавказской или среднеазиатской наружности.
— Неужели среди русских мало талантливых коммерсантов, — размышлял он вслух, обращаясь к двойнику, — почему торгуют одни «хачики»?
— Менталитет не тот, — Вадим младший засмотрелся, глотая слюну, на обжаривающееся на вертикальном стержне мясо, с которого брюнетистый продавец ловко срезал ножом подрумяненные кончики в большую миску, — сколько себя помню, у нас на рынках всегда армяне и грузины фрукты продавали. А в российских магазинах продавцы — сплошь женщины. А они — женщины — работают не на себя, а на государство. Вся их предприимчивость сводится к тому, чтобы обвесить, обсчитать, в общем — положить в карман лишнюю копейку. А своё дело развернуть — тут нужна мужская хватка. А у кавказцев как раз опыт в этих делах.
— Всё равно, надо будет вникнуть, — задумчиво произнёс Радугин, — чувствую, что здесь и без взяток не обходится, и принцип землячества процветает, а местных — русских с этого бизнеса вытесняют. Помню, в своё время в Екатеринбурге часто приходилось бывать на четвёртой овощной базе. Там все — от руководства до грузчика — азербайджанцы. Один залез и тянет всех своих родственников и земляков. Помогают закрепиться, подняться, получить гражданство. Русскому на работу на эту базу никак не устроиться. Даже огурцы и другие овощи, выращиваемые в окрестностях Екатеринбурга, продаются строго через эту базу. Выращивают русские, а продают азеры. Каждому своё. Установили, блин, монополию. Боюсь, как бы и здесь, сейчас, к этому не пришли.