— Давайте шустрей, — выбежавший из деревянной избы с надпись «аэропорт» лётчик в синей куртке и унтах, посмотрел на небо, — светового времени осталось в обрез, а по ночам тут летать не принято.
Никаких бойцов в вертолёте конечно не было. Все расселись поудобней. Гул от винтов заглушал любые разговоры, потому никто и не разговаривал. Вадим попытался при взлёте разглядеть в окно ставший родным посёлок, но кроме заснеженных деревьев ничего увидеть не успел.
В аэропорту Сосьвы уже дожидался дежурный УАЗ — буханка, который подвёз их к кирпичному зданию гостиницы «для белых». В этом здании за все годы службы Вадиму ни разу побывать не пришлось. Во время всяких совещаний и командировок он, как и все сотрудники, останавливался в расположенном рядом двухэтажном деревянном здании управленческой гостиницы с туалетом на улице и умывальником на первом этаже. Эту гостиницу народ прозвал «для чёрных» или «для цветных», в отличие от кирпичного здания гостиницы для высокого начальства в основном из Москвы, куда они сейчас и прибыли.
— Можно Вас на минутку, — дежурная администратор отозвала Верещагина в сторону и зашептала, опасливо косясь на здоровенного зека в чёрной робе, — может мне вашего бесконвойника… или кто он… поселенец, — в отдельный номер поселить?
— Ни в коем случае. Всех нас троих в один номер и больше что б никого не было!
— Так, вы располагайтесь, — войдя в номер, Верещагин порылся в своём портфеле и вытащил из неё жёлтую папку с документами. Направившись к двери, он оглянулся, — я — в Управление, а вы, что б время не терять, займитесь писаниной. — Он замялся, — понимаете, с одной стороны распространение и даже, я бы сказал, — озвучивание информации о будущем, на нашем с тобой. Рагозин, уровне, крайне нежелательно. Сам понимаешь, чем меньше знаешь, тем больше проживёшь. Эта информация для людей с большими звёздами на погонах…
— В полосатых штанах, — подсказал Бурый, и, видя недоумённые лица, добавил, — я имею ввиду генеральские лампасы.
Все рассмеялись.
— Ну так вот, — продолжил Верещагин, — с другой стороны, — а вдруг Бурый вернётся в это тело, и мы многое просто не успеем узнать. Я думаю, нас поймут, если что. В общем, — пишите, начиная с наиболее важного для страны. Всё, я ушёл.
— Давай записывай всё сначала, я думаю, это уже пойдёт по цепочке на самый верх, — Вадим, сняв сапоги, развалился на койке в отличие от молодого Рагозина, который расположился за столом с завистью поглядывая на наглого Бурого. И ничего не скажешь, — диктовать можно и лёжа, а писать — увы…