Мощный толчок в подраненную врагом спину швырнул из приятного небытия в жестокую реальность. Чудом и ценой потянутых мышц удалось вовремя откатиться, увернувшись от обвалившегося ствола дерева. Пленённый, противник рвался на свободу с поистине невероятными усилиями, и, не смотря на то, что не было известно ни одного случая, что бы когда-либо кому-либо удавалось выбраться из захлопнувшейся ловушки, охотник весь похолодел – на столько сильно сотрясалось всё вокруг от грандиозных по силе ударов.
Превозмогая боль, охотник, с великим трудом удерживаясь на содрогающихся брёвнах, поднялся на вершину бурелома. Теперь оставалось вроде бы самое простое – уничтожить ловушку, а вместе с ней и того, кто в ней находится. Вот только почему-то терзают смутные сомнения. Охотник медлил. Всего то и надо – подойти и покончить раз и навсегда с очередным врагом. Но ноги отчего-то отказываются слушаться, и ни какие усилия не позволяют сдвинуться. С досады, он даже влепил себе пощёчину. Звук хлёсткого удара разнёсся вокруг, отразился и вернулся, снимая оцепенение. Бешеные толчки прекратились. Враг смирился со своим пленением. Или решил не тратить силы понапрасну. Он просто повернулся и упёрся взглядом в поборовшую паралич, приближающуюся фигуру.
Сделать шаг под этим пристальным взглядом оказалось труднее, чем даже добежать сюда от дома. Хорошо хоть что их потребовалось всего десять. До ловушки, как и до пленённого ею, уже можно было дотянуться. Только тогда охотник осмелился поднять взгляд. Всё что угодно можно было себе представить, кроме этого. Спокойный, уверенный взгляд обычных, в какой-то мере даже знакомых глаз излучал только одно – радость. Чему можно радоваться в такой ситуации? Как должны кружиться мысли в голове, чтобы вызвать подобные эмоции перед лицом неминуемой смерти? Эти вопросы лучше отложить для неспешных бесед в кругу друзей и коллег-охотников.
Неуловимым движением охотник выбил предохранитель, и ловушка стала складываться, сжимая, сдавливая всё, что в ней находилось. Смерть хоть и не долгая, но очень мучительная. Впрочем, если бы удача распорядилась по-другому, то смерть охотника была бы столь же короткой, но стократ более мучительной, поэтому жалость, гуманность и сострадание, как всегда бывало в таких случаях, при первой же попытке прорваться к сознанию, были забиты в самые дальние уголки чувств. Совесть при этом, потупившись, молчала, дабы не последовать их примеру.
Не более десятка секунд потребовалось охотнику, чтобы покинуть бурелом и холм, которому в самое ближайшее время предстояло превратиться из заваленного сушняком, но живого пригорка в лысого, плешивого, мёртвого. Громогласный вопль, плавно переходящий в стон, потряс лес до самого основания и утонул в хрусте и треске ломавшихся и рушившихся стволов высохших деревьев. Прежде, чем завалиться окончательно, холм последний раз сотряс землю и затих. И это было более странным, чем, если бы он весь зазеленел и зацвёл неведомыми цветами. Ему, орошённому кровью врага, полагалось почернеть, а завалившемуся бурелому рассыпаться в прах, обнажив отравленную землю. Но, либо холм об этом не догадывался, либо кровь врага на него даже не попала. В подтверждение последнему, из того места, где находилась последняя ловушка, во все стороны, словно щепки, разлетелись обломки стволов деревьев. Что последует за ними, долго гадать не пришлось. Одним прыжком враг преодолел половину расстояния до охотника. Какими великими силами он обладал, что позволило ему выбраться из складывавшейся ловушки, теперь уже было не важно. Один факт того, что это возможно, пошатнул многие устои, жившие многие годы в голове охотника незыблемыми истинами.