— Кафе «Босфор», — процедила сквозь зубы старуха, задрав голову кверху. — Ущипни меня, Павлуша.
Внутри воздух был свежим и благоухающим, несмотря на запах жареных кофейных зерен и карри.
— Мы еще закрыты, но раз вы пришли, могу угостить вас кофе с кардамоном.
Молодой человек белоснежно улыбнулся.
— Вы окажете большое уважение бабке, — проговорила старуха. — Мы давно не ели и не пили, и очень устали ходить по жаре. Никто нам даже чашки воды не предложил.
Он понимающе кивнул, указал на стол и скрылся за дверью. Скрюченное тело, забывшее умереть, минут пять безуспешно пыталось забраться на сиденье барного стула. Вернулся молодой человек, нажал на педаль внизу, и кресло опустилось до приемлемой высоты. Старуха, наконец, уселась и положила уродливые ладони на стол, словно кинула две кожаные перчатки. Огляделась по сторонам.
— Мне, наверное, самое место в таком кафе. Буду, как музыкальный автомат в темном углу стоять.
— Пока варится кофе, на стенде можно посмотреть работы моего отца.
— Пойдем, Павлуша, посмотрим фотографии. Может, хоть что-то родное увижу, а то мне от этого города как-то не по себе.
Они пробрались к стенду.
— Так странно. Это же мое время, Павлуша. Оно уже только на фотографиях и осталось.
Бабка водила головой вверх и вниз, и вдруг замерла, медленно поднимая указательный палец.
— Не может быть…
— Что такое? — спросил, зевая Павлуша.
— Третья справа. Вверху.
— Человек в пальто сидит, уставившись в окно. Что в этом такого?
— Это же твой отец, — проговорила Катя сбивчивым голосом.
Глаза ее стали влажными. Она что-то бормотала себе под нос, глядя на фотографию.
— Редкий снимок, — послышался голос молодого человека за спиной. — Пустое кафе. Зима за окном. Отец рассказывал, что фотографировал скрытно, чтобы не разбудить и не разрушить композицию. Видите, как необычно падает свет на лицо? В таком деле все решают секунды. Хотели бы… (На этом глава обрывается).
7.
Катя снова читает свой дневник.
— Павлуш, слушай, а хочешь, я еще дневник почитаю? У меня от кофе даже настроение поднялось.
Павел Максимович отпил горячего кофе, потом надкусил остывшую лепешку, испеченную из растертых корней камыша, катрана и ярмалыка и, сыпля изо рта крошками, сказал:
— Конечно, Екатерина Валерьевна. Читайте. Лучше посидеть здесь, чем по жаре плестись.
— А сколько времени? Мы, кстати, где ночевать-то сегодня планируем?
— Можете остановиться в кафе. У моего отца много свободных комнат.
— Сделаете большое одолжение, — произнесла старуха.
Помощник с набитым ртом тоже пару раз одобрительно кивнул.
— Ладно, почитаю дневник. Кажется, вот на этой странице в прошлый раз остановились. Павлуша, слушаешь?