— Я завтра пришлю своего человечка к тебе на ферму, Лева, — продолжая смотреть в сторону калеки, сказал благодетель. — Отловишь ему, сколько скажет, осетров, да икорки черной пару баночек дашь. Угощу коллег.
— Самых лучших отловим, Геннадий Павлович, не сомневайтесь, — нарочито бодрым голосом обязался Лев Николаевич.
— Пшеница-то уродилась в этом году? — спросил Геннадий Павлович, разломав на две части кусок хлеба и понюхав его.
— Какая там пшеница, Геннадий Павлович! — с сожалением покачал головой Лев. — Земля — что глина без дождей. Даже на дне колодца сухо. Софьюшка ругает меня, что берегу воду на полив роз.
— Все решаемо, Лева. Ты мне набери через недельку-другую. Помогу и с дождями.
Человек-бочка ободряюще похлопал по плечу друга и, взяв жену под локоть, поковылял на выход, где его уже ждали два охранника в черных костюмах.
Подошел дряхлый архиерей, поддерживаемый под локти дьяконами.
— Что ж, Левушка, твой отец был бы горд таким сыном, — промолвил архиерей. — Без тебя и помощи Геннадия Павловича мы как без рук.
Лев Николаевич и остальные члены семьи стали подходить под благословление. Архиерей хотел перекрестить всех разом, но не смог поднять до конца руку и жест вышел таким, будто он отгоняет назойливую муху. Дьяконы, нагруженные пакетами, повели архиерея к машине.
Следом и остальные гости уловили негласное разрешение расходиться, но продолжали благодарить хозяев дома за столь прекрасный воскресный обед. Лев Николаевич, его жена, дочь и сыновья с женами, каждому из них кланялись и улыбались.
— Левушка, ты что-то сегодня бледный, — подметила жена. — Тебе нездоровится?
— Жарко, да и хлопот, сама видишь, сколько. А что делать? Это наш христианский долг. Еще на ферму нужно ехать. Если все пойдет по плану, то на будущий год два новых цеха запустим.
Он и жена сплюнули через левое плечо и постучали по дереву.
— Папа, а Бог точно видел, как мы с любовью отнеслись к нищим? Что он нам за это даст?
— Ну конечно, Алена, он все видит, — ответил отец, кладя в машины сыновей по большому пакету с замороженными осетрами и банками осетровой икры. — Поэтому у нас все есть. И этот дом, и фермы, и поля.
Пока сыновья кланялись отцу, мать коротенько о чем-то посплетничала со снохами, после чего все попрыгали в дорогие машины и уехали восвояси.
Когда Софья Андреевна с Аленой приступили к инвентаризации остатков, с фермы вернулся Лев Николаевич. Резкое вечернее солнце теперь еще больше подчеркивало его бледность.
На расспросы жены глава семейства лишь раздраженно воздел руки к небу и пошел в душ.