Дальнейшая жизнь с тобой бессмысленна. Все это время я просто ждала, пока Алена достигнет совершеннолетия. Мы живем один раз, поэтому вернуться — значит отказаться от жизни, от любви, от радости быть с тем, кого любишь. Прощай, Левушка, спасибо тебе за все. Мне ничего от тебя не нужно, я ни на какое имущество не претендую. Раздай потом все детям. Они присмотрят за тобой. Прости, если сможешь. Твоя Софья».
В эту душную, неподвижную и томительную ночь на огороде за домом Лев Николаевич с остервенением жег платья и сорочки жены. Жег наволочки, которые она шила, жег простыни, на которых они спали, жег все, что привозил ей из командировок.
Он с корнем вырвал все кусты роз (гордость их дома), уволил прислугу, оставив одну кухарку, перестал посещать литургию, бросил кафедру, отказался от всех богословских званий и наград. Про Алену и вовсе забыл, а когда вспомнил, то отдал ее на попечение своей кодированной троюродной сестре, которая в первый же день побила падчерицу.
Алена сбежала от тетки домой, но двери родного дома оказались заперты.
«Лев Николаевич уехал, велел никого не пускать», — пояснила через закрытые ворота кухарка. К сказанному она не добавила ни слова, потратив весь речевой запас на гусыню и гусака.
Компания сидела за столом в пределах могильной ограды. В зной, когда никто уже и не помнил, как пахнет воздух после дождя, под массивными елями было хорошо и уютно. Звон бутылок дешевого красного вина «Ц» из сельского магазина и граненых стаканов раздавался на весь погост. Закуска в виде консервов, хлебного мякиша и соленых огурцов едва успевала поступать в рты вслед за порциями алкоголя.
В перерывах между тостами и шутками компания молодых людей пыталась вспоминать песни нецензурного содержания под аккомпанемент плохо настроенной гитары. Песни в основном были про нелегкую, но веселую юность.
Старик по кличке Валет, который перед Пасхой прибирался на могиле жены, попытался было обратиться к совести молодых людей, но получил банальный, за бедностью ума, ответ: «Хочешь лечь рядом с женой, папаша?»
Каждому, кто проходил мимо и пытался сделать им замечание, компания предлагала прилечь рядом с родственниками. Наконец, из храма (в сопровождении Валета) пришел священник, иерей Михаил.
— Хоть Вы их образумьте, батюшка, — просипел Валет. — Точно стадо свиней! Нашли место для гуляний. Мы в их возрасте целину пахали, нам гулять было некогда.
— Молодые люди, побойтесь Бога, — без намека на осуждение, спокойно сказал отец Михаил. — Страстная пятница, Христа распинают на кресте. Уйдите хотя бы с погоста. Ваши родные ведь тоже тут лежат.