— Кхе-кхе.
— После каникул нужно будет писать сочинение, а так не хочется.
— Что я вообще здесь делаю? Мне же нужно квартальный отчет делать.
— Можно последний деликатный вопрос, Максим Петрович? Вы за свою жизнь когда-нибудь искали Бога?
— А чего его искать? Я сам всего добился в жизни. Ты только почитай мои романы —сразу поймешь. Литература — это я. Столько головоломок и загадок рассыпал по текстам, что доктора филологических наук целые столетия будут ломать над ними голову. Это залог моего бессмертия.
— Кхе-кхе.
— Мне пора, — сказал Максимка, слезая с коленей старика. — Мама просила купить молока и хлеба в гастрономе. Выздоравливайте.
— Да, мне тоже пора идти. Нужно квартальный отчет по продажам готовить. Не болей, Максим.
Взяв Максимку за руку, они вышли в темноту коридора, повернули направо и скрылись. Некоторое время были слышны только их спорящие голоса.
— Ну что, Максим, здоровья тебе, — сказал Максим Петрович, снимая коляску старика с ножного тормоза. — Рады были навестить. Может, еще увидимся. Не провожай.
— Не думаю, что я дотяну с пересаженным сердцем до шестидесяти лет, — подумал про себя Максим.
— Что дальше? — прохрипел умирающий старик. — Ничего.
Максим остался сидеть на скрипучей кровати один. Он слышал, как Максим Петрович о чем-то спорил со стариком, слышал, как они задели стол на посту, слышал даже как открылись двери лифта за поворотом коридора. Из крана все также капала вода, под потолком по-прежнему работал старый вентилятор. Он посмотрел на пустую, заправленную кровать рядом, на отваливающуюся штукатурку над ней и тихо произнес:
— Спасибо, Господи, за все. За болезнь, за операцию…
Тут же Максим вновь почувствовал тяжесть тела. Вернулся слух, за ним обоняние, потом зрение и, наконец, боль.