— Это откуда?
— Летов, — ответил он, ни секунды не удивляясь невежеству Шелобея.
А тот затянулся: сигарета млела и трещала.
— Не люблю Летова, — сказал Шелобей. — Как музыкант, Лёня Фёдоров гораздо интереснее.
— А я прусь нещадно: потрясает до глубины души и ваще. Мне кажется, это Достоевский в русском роке.
— Пф. Достоевский… — пробормотал Шелобей (и снова почувствовал, как внутри арестанты заходили по кругу.)
Они молчали. Дым расползался клубами и кольцами: он растекался и своими ужиками норовил залезть куда-то в уши. Дёрнов сел на ступеньку.
— Делай, что хочешь, — сказал он, щеками уместившись на кулачках.
— Чего?
— Делай, что хочешь, — повторил Толя и улыбнулся зубасто.
— Типа императив?
— Ага.
— Так просто?
— Да ни фига! — Дёрнов встал и взялся ходить опять, дирижируя мысли указательным пальчиком. — Засада же в чём главная? На самом деле — не так много ты и хочешь. Люди почему убивают и грабят? Потому что думают, что хотят убить и ограбить. А они не хотят. Хочется же того, чего нет… Вот эту сигарету, — Шелобей зажёг уже вторую, — вот эту сигарету ты разве хочешь курить?
— Не очень.
— Ну и вот.
Помолчали.
— То есть, надо сесть и подумать, чего я действительно хочу? — спросил Шелобей.
— Если хочешь, — ответил Дёрнов.
Тут Шелобей не удержался и опять рассмеялся, — но тут же раскашлялся. Он затушил бычок о стену (оставив угрюмый чёрный ожог) и аккуратно спустился со шкафа (Толя оказался ему по плечо).
— На сколько, говоришь, тебя вписать? — спросил он Дёрнова.
— Недельки на две. Освоюсь — так и свалю.
Они прошли в квартиру, на кухню (Дёрнов хлопнул дверью так, что стекло грохнуло). Шелобей бросил пельмени в кастрюлю и поставил чайник (потом Жеке напишет). Толя Дёрнов, плутовато поджав губы, оглядывал кухню, как бы подумывая, чего бы здесь умыкнуть (хотя умыкать-то было нечего — разве гитару в пылящемся чехле и совковую крутилку для винила в чемоданчике): он всё хватал какие-то перечницы, кружки и магнитики с городами России (хозяйские). Потом схватил зацветавшую картофелину в красивой пиалочке:
— А это что? — спросил Толя развязно.
— Да так… — Шелобей улыбнулся. — Положи на место, пожалуйста. — Он уселся на табурет. — Ты чего в Москве делать-то собираешься?
— Ну как… Жить.
— И нести анархию в массы?
— Ну не, это старьё. Мы отпечатали несколько прокламаций в Тбилиси — так я их сжёг. Сайт ещё делать пробовали, но его ж раскручивать надо, опять капитализм, невидимая рука — и ну нахер. Я от армии скрываюсь.
Толя Дёрнов плюхнулся на раскладушку.
— Погодь. — Шелобей пытался собрать мысли в кучу. — Прокламации? Армия? Тебе же семнадцать.