Графоман (Дмитриев) - страница 35

Надеюсь, что читатель простит автору некоторое отклонение от сюжета нашего сочинения, да, конечно, непременно простит, ведь Вы же помните, тот круг читателей, на который сочинитель ориентируется при написании данного повествования, а потому вернемся лет на двести назад, вспомнив героев того времени, воплощённых в образах Онегина и Печорина. Что говорили нам о них на уроках литературы? Помните? Ну, кто учился в советской школе, тот конечно помнит, а кто окончил школу в теперешнее время… Откройте советский учебник литературы, если у Вас он есть, а если нет, то любой литературный сайт, посвященный классике и прочтите. Кем были те люди, герои девятнадцатого века? Скучающие дети богатых родителей, которым не приходилось трудиться, чтобы заработать себе на жизнь, у которых не было великих идей, да и откуда они могли взяться, если жизнь перед ними не ставила никаких задач?

— Стоп! Стоп! — скажите Вы. — Что Вы тут нам лапшу вешаете? Какие герои девятнадцатого века? Какие Онегины и Печорины? Вы рассказываете нам об обыкновенных, современных наших «мажорах»!

Дети богатых родителей, сколотивших самыми разнообразными, чаще всего криминальными способами некоторое состояние, добившихся определенного положения в обществе, дети, у которых нет никаких целей в жизни, никаких проблем, которые прожигают жизнь подобно тем дворянским детям первой половины девятнадцатого века. Чем отличаются они, герои нашего времени от героев времён от нас несколько отделённых? Практически ничем, разница лишь в том, что вместо балов и прекрасных дам, у нынешних — ночные клубы, бордели и проститутки, вместо бальных танцев — кривлянья стриптизерш, и ещё одно небольшое отличие, — те, решая возникавшие меж ними споры, вызывали друг друга на дуэль, эти — нанимают киллера.

Зачем это всё? Какое отношение это имеет к нашему сочинению? Да, самое прямое! «Мажоры» начала девятнадцатого века явились плодородной почвой, на которой произрастает многострадальная русская интеллигенция, пуская корни свои вглубь этого общества, питаясь их соками, живя их бедами, и потом, переболев ими, эта, с позволения сказать русская, интеллигенция учит нас, как нужно жить. А являлась ли эта интеллигенция русской? Ведь общались они между собой на французском, говорить на русском считалось дурным вкусом, все они смотрели на Запад, жили их укладом, равнялись на их «ценности», от них перенимали понятия демократии, свободы и равенства.

Русскую интеллигенцию мы воспринимали лишь в части их стремления свергнуть самодержавие и устроить демократию по западному образцу, разрушив Российскую империю. Но когда империя эта была разрушена и на месте ее образовался Советский Союз, то эта либеральная интеллигенция стала бороться за разрушение Советского Союза, не находя в нём вожделенной для них свободы, путая «Голос Америки» с голосом совести. А когда и Советский Союз рассыпался на множество осколков «независимых» «суверенных» обломков бывшей некогда Великой державы, русская интеллигенция стала прилагать все усилия к тому, чтобы разрушить и то, что ещё осталось. Многие писатели и поэты, которые самоотверженно боролись с «преступным» коммунистическим режимом, обрушив этот режим и ужаснувшись условиям жизни при разгулявшейся свободе, сбежали за рубеж, и теперь, глядя оттуда, важно поучают нас, как нужно жить.