— Куда мы теперь? Ответь мне, мать твою, куда нам теперь?..
— Удавись — мрачно и без всяких сантиментов в голосе отвечал ему капитан Резников, в очередной раз, крутя в руке свой любимый пистолет.
Отец Кирилл решил выяснить все обстоятельства связанные с непонятным поведением молодого человека с наскока. То есть просто поставить того перед фактом. Показать ему, что его интерес не является секретом, и пора поставить точку в странной игре. В глубине отец Кирилл не испытывал сильной уверенности и не питал радужного благодушия в таком, как казалось на первый взгляд простом деле. Причины были неясны мотивы тоже. Надёжная толща лет помогала, но и в её строение могут быть бреши. Тем более отец Кирилл совсем недавно и, по всей видимости, на свою беду прочитал статью в местной газете, автором, которой был некий авантюрист, искатель сенсаций — по совместительству журналист с фамилией, которая могла бы сойти за имярек — Иванов.
Это разоблачение касалось одного гражданина, исправно служившего фашистам во время не так давно минувшей войны, а затем благополучно осевшем в этом районе. Преступник приехал по подложным документам, имея красивую легенду о поисках однополчанина, который спас ему жизнь в самом начале войны. Семья ложного фронтовика погибла при бомбежках одного из городов приграничной полосы. Дальше было о том, что, сколько веревочке не виться, а конец найдется. О женщине, которая попала сюда в эвакуацию и осталась на новом месте по причине реальной потери родных во время фашисткой оккупации. Ещё суд, который проходил на Белорусской земле, и как полагается суровый приговор по совокупности содеянного. Конечно, кое-что приводилось и из этого содеянного и очень всё это походило на тяжелые воспоминания отца Кирилла, только славу богу война была другая….
Настроение было испорчено. Да и этот противный малец, ещё неунывающий бесовским желанием вывести кого-нибудь на чистую воду Пасечников, которому, видимо, не дают покоя лавры журналиста Иванова и так же очень хочется стать народным мстителем.
Эхо последней, не так давно ушедшей войны, так же продолжало мучить отца Кирилла. Оно превратилось через какое-то время в скулеж, заунывно и периодически превращающийся в истошный вой, от которого начинало тошнить. Если собственный вой он воспринимал с чувством тяжелой тоски, которая мучила его своей обманчивой изнанкой, от того что теперь уже точно всё и ничто больше не сможет помочь. Никогда не появится такая огромная, реальная надежда на просветление дня грядущего, а за ним полное очищение его мира, его воздуха.