— Здоровьичка! — вежливо пожелал Петруша Волк.
Хозяин поблагодарил и, цыкнув на выскочившего из дощатой будки пса, пригласил гостей в дом — справную бревенчатую избу, срубленную на каменной высокой подклети. В свинцовых переплетах окон поблескивало стекло — верный признак не то чтобы ярого богатства, скорей — зажиточности. Видать, на верфях платили нехудо.
— На доски выменял, — перехватив взгляд Бутурлина, хмуро пояснил Алатырь. — Ну, заходите уже. Говорите, никто вас…
— Нет, — лоцман приложил руку к сердцу. — Ни она живая душа не видела. А что?
— Да лютуют свеи, — отворяя дверь в горницу, Татарин вошел первым. — Подозрительные стали — жуть! Хватают кого ни попадя. У нас на верфях уже двое так сгинули. Пришли стражники, увели… И поминай, как звали.
Ну да, конечно, шведы дураками не были и уже наверняка прознали о потемкинском войске. Уж ясно, кого это русские воевать собрались — тут и думать нечего!
Супруга Алатыря, высокая, с небольшой сутулостью женщина с приятным смуглым лицом, поклонившись гостям, поставила на стол нехитрую снедь — щучью уху, печеную белорыбицу да белый просяной кисель, заправленный конопляным маслом. Масло слегка горчило, впрочем, поели в охотку, Бутурлин же кое-что для себя прояснил.
По словам Татарина, в окрестных деревнях да селах ненавидевших шведскую власть людишек вполне хватало, а неподалеку, в болотах, и вообще скрывался, дожидаясь своего часа, целый отряд — человек около сотни!
— И матросы есть? — тут же поинтересовался Никита.
Хозяин покивал:
— За море многие хаживали. Не сомневайтесь, парни надежные. Сигнала только ждут! Как наше войско придет, так и ударим.
— Пораньше бы надо чуток, — положив ложку, лоцман усмехнулся и пригладил усы. — Нет, не на крепость нападать… Корабль захватить надобно. Ну, и на тот корабль — дюжины четыре…
— Кора-абль… — Алатырь Татарин задумчиво покачал головой. Скуластое озабоченное лицо его неожиданно посветлело, тонкие губы изогнулись в улыбке. — А ведь хорошее дело! На корабль охочие люди живо сыщутся. Я так понял, вы собрались на купеческие суда нападать?
— Ну да, — сверкнул глазами Бутурлин. — Коль уж война!
Сколько себя помнил Никита Петрович — да и любой другой человек — все время шла какая-то война, не рядом, так на окраинах. То со шведами воевали, то с поляками, то отбивались от крымских татар — нехристей. Этот вот, Алатырь Татарин, судя по висевшей в углу иконе — был крещеным. Что же касаемо войны… то, наверное, можно было бы какие-то межгосудраственные вопросы разрешить и переговорами, миром… Но до того обязательно нужно повоевать! А как же?! Сам Бутурлин, человек по сути дела служилый, воинский, даже и не представлял себе, как это так можно, чтоб без войны? Да никто тогда не представлял, такие уж времена на дворе стояли. Тем не менее ненависти к врагам — в данном случае к шведам — у Никиты Петровича никакой не было, несмотря на то, что они его сильно обидели — едва не казнили. Хотя — шведы же и помогли бежать, капитан Йохан Фельтског. Тем не менее воевать надо было — разгромить шведское войско, взять Ниен и крепость… А потом, силушку свою показав, можно и переговоры завести, да обратно с теми же шведами задружиться. Как испокон веков и бывало!