— А пусть жалится! — глянув на накрытый челядинками стол, Бутурлин радостно потер руки. — А мы пока поедим. И выпьем! Покличь-ка Леньку… Пущай водку тащит, ага… Выпьешь со мной, Серафима?
— А чтоб и не выпить, господин? — хитровато прищурилась девушка. — Можно и выпить. Тем более дело такое сладили — девок от смерти страшенной спасли!
Никита Петрович перекрестился на висевший в углу образ Пресвятой Богородицы и тяжко вздохнул:
— Жаль, не спасли от позора.
— Что в толоки взяли? Снасильничали… — сверкнула глазищами ключница. — Эко дело! Я им так и сказала, дурехам. Замуж их и такими возьмут, лишь бы деток рожали. Вроде посейчас успокоились. Да и матушки у обеих… Некогда грустить да печалиться, чай, скоро страда.
Бутурлин хохотнул:
— Вот тут ты права, дева… Ленька, да где ты там?
— Я, господине, сама схожу, — одернув сарафан, улыбнулась дева. — Коли я уж теперь за всех… за все хозяйство. Заодно капусты принесу с погреба.
— Капуста — это хорошо! — помещик радостно потер руки и облизнулся. Правда и есть — оголодал, с утра и маковой росинки во рту не было.
Поклонилась ключница, повернулась — ушла. Ах дева, дева, краса! Очи голубые, толстая коса, грудь упругая — все при всем. Еще и умна не по годам! И как же Никита Петрович раньше-то такую красотулю-разумницу не замечал? Так потому и не замечал, что мала была. А нынче вот, выросла.
Окромя капусты, нашлась на усадьбе и репа, и каша с маслицем, и холодненькое молочко! А еще — уха налимья и уха из белорыбицы, калачи, каравай, да еще и рыбник. Можно было б и студень говяжий, однако ж нынче пятница — хоть малый, да пост.
— Ну, милая… будем! — усадив Серафиму за стол, Бутурлин самолично разлил водку по стеклянным шведским стаканчикам.
— Будем! — лукаво сверкнули глаза, дернулись ресницы пушистые.
Чокнулись. Выпили. Ах!
Лоцман потянулся к капусте, взял соленый кочан, разрубил пополам ножичком. Потянул половинку сотрапезнице-красотуле:
— Грызи!
В те времена принято так было, чтобы продукты при приготовлении не разрезать — сие казалось кощунством. Оттого-то и колбасы своей, российской, не было — а была польская, краковская. Капусту же солили вот так, целиком, кочанами, так же и грибы — даже большие не резали.
— Умм! — поддев пальцами моченый рыжик, Никита закусил очередную стопку. — Кушай, Серафимушка, рыбник — вкусно.
— Знаю, что вкусно. Чай, сама и пекла.
Рыбу тоже не резали, лишь потрошили да запекали в тесте с луком. С чешуей запекали, с костями — потом ели, разделывали, хрустящей корочкой заедали. Вкусно!
Бутурлин ел — нахваливал:
— Ах, и хороша рыбица! Да-а… Хорошо, рыба есть. Не тетеревов да зайцев вкушаем.