Про супостатов тех тиун, к слову, догадывался — кто б это мог быть. Даже не догадывался — а знал точно, холопи соседушку, Никитку Бутурлин со людищи, чтоб им пусто было, опознали! Вот ведь тати! Проведали, верно, про своих, что Акинфий велел на озерке имать. И правильно велел, неча по чужим озерам шариться да чужую рыбу ловить! Крючки они ставили — ишь ты. Так никакой рыбы не напасешься, ежели каждый начнет. За этими шпынями бутурлинскими — глаз да глаз. Вот, боярину все обсказать, пожалиться — уж он-то найдет на шпыней управу. Хорошо бы, конечно, было б кого-то из бутурлинских схватить да пытать, чтоб в нападении признался да на господина своего показал. Ничего, схватим еще, имаем. Вот можно как раз у озерка еще разок засаду устроить. Или — в малиннике. И тогда уж…
Оп!
Присмотрелся Акинфий, да глазам своим не поверил. Щелкнув пальцами, Митьку, холопа дворового, подозвал:
— А глянь-ко, Митяй, кто это там, на углу? На Белозерской? Не из бутурлинских ли холопей отрок?
— Из бутурлинских, — с первого взгляда опознал Митяй. — Игнатом кличут. Прошлолетось на сенокосе он девок наших гостинцами угощал. Еле прогнали!
— Ага, ага, — быстро осмотревшись по сторонам, тиун ухватил холопа за рукав и, понизив голос, приказал схватить отрока да тащить в снятые хоромы.
— В харю ему тресните да волоките, будто пьяного, — недобро прищурился Худяков. — Народу тут много, да и кабаки рядом. Никто ничего и не сообразит.
Митяй сдвинул на затылок шапку:
— А буде, батюшко, не один он тут?
— Да один, вон стоит… не видно, что ли? Вон, вон к суконным рядкам пошел! Идите, имайте, живо!
Понятливо кивнув, холоп махнул рукой своим. Сам Митяй был парнем неслабым, да еще трое таких же оглоедов — куда слабосильному бедолаге деться? Нет, конечно, заметил бы, так, может, и убежал бы… Однако и хомякинские людищи не лыком шиты!
Митяй все сделал так, как наказывал тиун. Подошел сзади, пихнул отрока локтем в спину:
— Ты почто толкаешься, чуча?!
— Я?!
Игнатко повернулся… Да так и осел, словно опустевший куль. Хороший вышел удар, смачный. Главное, никто и не ухом не повел, да особо-то и не заметил. А и заметил, так заступаться да с такими оглоедами в драку вступать — оно кому надо? Ясен пень, никому.
Подхватили отрока под руки, поволокли. Шапка с несчастного бедолаги упала в пыль, потерялась, сапогами затоптанная.
Потерев руки, Акинфий довольно хмыкнул, глянул вокруг… И тут же серое, вытянутое, как у снулой кобылы, лицо его озарилось вдруг самой широкой улыбкой. Обнажились щербатые зубы, реденькая бороденка задрожала от счастья. Еще бы — за рядками, на Большой Проезжей улице, показался знакомый возок, обитый темно-синим сукном. Перед возком гарцевали на сытых конях трое всадников, в зеленых кафтанах, с саблями и плетьми — разгоняли зазевавшийся народец: