Улыбнись — нам воевать не впервой, раз идти — идти до конца, от гражданской этой до мировой — орден деда, фото отца. Пущена страна под откос, лихо правят тройку в обрыв, забывая главный вопрос, повторяя старый мотив.
Этот вечер удивительно тих. Так же тих, как было прежде, — тогда. Люди делятся на добрых и злых? Нет — на тех, кто человек и «недо-».
Чем бы это ни кончилось («поражение», как и «победа», неуместны в братоубийстве), ещё долго нам оправляться, как после болезни, с тревогой на небо озираясь, любой громкий звук принимать за сигнал подошедшей беды — нервно вздрагивать. Уцелевших жребий — помнить, не то повторится виток, пресловутый виток перемен. В поредевших городах станет клятвою чести отклик «Юго-Восток». Госграница пройдёт или вдоль, или между. После этой войны мы не будем такими, как прежде.
(текст песни)
в воспалённых красных веках
отражается война
нам не спится в этом веке
мы не помним имена
если хочешь — будь героем,
безымянным и примерным
ты не бойся — нас прикроют
нас потом прикроют белым
мы начнём — они подхватят пулемётную токкату
в упоительном восторге захлебнутся автоматы
и сольются неумело
в жёстком ритме с пляской смерти
превращаясь постепенно
в похоронные конверты
ты
можешь спать —
тебе приснится бесконечная война
в воспалённых красных реках
отразятся имена
на секунду, на мгновенье наши имена
можешь спать
Тот Другой, или Обратный отсчет
Когда умирает кто-то из твоих родителей, в голове словно раздается щелчок — сухой короткий щелчок взведенного курка. Затем следует беззвучный выстрел, и видишь, как окружающая реальность, будто нарисованная на тонком стекле, — в котором до сих пор ты довольно отчетливо отражался и был вполне уместен — рассыпается, крошится на тысячи осколков.
Два чувства, овладевающие тобой, — одиночество и страх — не так страшны, как несговорчивость памяти и здравого ума. Затертые, знакомые с детства старомодные родительские вещи сиротливо жмутся по углам, словно выброшенные из времени. Плачешь, плачешь. Даже во сне.
Понимаешь невозможность оставаться в прежнем регистре — когда встречи, дела, поручения, обязанности вертелись бешеной каруселью, свиваясь в скоропалительность прожитых часов, дней, минут, лет, их беглый почерк, стенограмму. Теперь будешь присматриваться к жизни, старательно и аккуратно выводить каждую букву, как первоклассник, — опасаясь, что написанное небрежно и второпях будет непонятно Учителю.
Без спроса из твоего более-менее целостного «я» вырвали сердцевину. Потом тебя кое-как заштопали и вернули в мир.