Лишь под вечер отец княжича Изяслав Мстиславич, успокоительно гладя меня по голове сообщил, что хоть сын и обезпамятовал, но нет, дескать, худа без добра, перестал заикаться. В тот момент, уже окончательно разобравшись где, и в ком я нахожусь, мне оставалось лишь молча про себя зло сплюнуть. Сейчас бы мне этот изъян княжича пригодился, до момента, пока бы я, в достаточной мере, не пополнил свой словарный запас.
А выяснить из ведшихся вокруг разговоров, пусть даже и будучи, по большей части, в роле пассивного слушателя, мне удалось вот что. Оказывается, княжич, то бишь я, вместе с некоторыми другими членами княжеской семьи серьёзно болел какой–то заразной болезнью обрушившейся на Смоленские и Новгородские земли. Судя по редким оспинам, оставшимся на теле – похоже на оспу.
И вот сейчас, глядя на проворно одевающегося Тырия, я решил не тратить время в пустых рефлексиях и самобичеваниях. Пока нет взрослых, надо пользоваться моментом, побольше разговаривать с приставленными ко мне "дворскими" или "дворянами", по–разному их здесь называли.
– Эй! – прохрипел я своим ломающимся голосом, – ты чего тут делаешь?
– Сызнова опамятовался! – испуганно всплеснул руками мой незваный сосед по комнате. – Это же я, Тырий, твой «спальник»!
– Да помню я! Только не пойму, что тебе больше спать негде, кроме как в моих покоях?
– А где же ещё мне почивать прикажешь!? Я, да Корыть, да Веруслав – всё твои "спальники", спим по–очереди с тобой.
Как то двусмысленно прозвучало. Одно радует, что хоть не в Древнюю Грецию забросило, там гомосятины сплошь и рядом хватало, один Александр Македонский со своими воеводами–любовниками чего стоит!
– А девок, почему среди "спальников" нет! – я шуточно возмутился, от чего Корыть тихо хрюкнул, боясь громко засмеяться.
– Дык отец твой, наш князь Изяслав Мстиславич такого не позволит тебе, ублюдков–то с девицами приживать, – и чуть задумавшись, дополнил, – да и мал ты есчо, до четырнадцатилетия тебе ещё год остался! На днях, когда ты, Владимир Изяславич, болезный в горячке был, тебе токмо тринадцать лет сполнилось.
Понятно, значит, здесь что–то вроде совершеннолетия в четырнадцать лет наступает, это откровенно говоря, радует. Меньше всего я себя ощущаю и желаю оставаться сопливым подростком, когда над страной сгущаются грозовой тучи – во вчерашнем разговоре с духовником мне удалось установить точный год от Рождества Христова – тысяча двести тридцать третий! Это значит, что до монгольского нашествия на Русь оставалось меньше пяти лет! Но эти года ещё надо суметь прожить, а значит надо вживаться в новый образ. Кажется, из уст «спальника», прозвучало что–то про ублюдков, надо бы прояснить ...