Князь, наверное, прочитал ответ по моему беспомощному взгляду.
– Плевать! Заново всему обучим, главное жив остался! – с этими словами отец моего нового тела приподнял меня, крепко сжимая в объятиях.
Проснувшись во второй раз всё в той же средневековой комнате, я принялся вновь и вновь перекручивать в голове мысли, нагрянувшие воспоминания. Тело затекло, и я постарался тихо потянуться под тёплой медвежьей шкурой. За спиной послышалось чьё–то пыхтение, очевидно, в комнате я был не один. Поскрипывая досками, я перевернулся на другой бок.
На соседней лавке сосредоточено наматывал на свои ноги полотняные, давно не стираные обмотки, мой свитский. Вчера он вроде как назвался, странным именем или прозвищем "Тырий", я так толком и не понял. Сильно не разлепляя глаз, вгляделся в его сгорбленную фигуру. Выглядел паренёк лет на пятнадцать, то есть, на пару лет постарше моего нового телесного место обиталища. Он обладал запоминающейся внешностью – рыжий, худой, с веснушчатым лицом. Только я не понял, на черта он здесь спал, вроде бы вчера я засыпал в одиночестве? Надо бы аккуратно, в моём случае немногословно, прояснить этот вопрос. А то, знаете ли, с трудом удаётся понимать местный кривичский диалект старославянского языка. Вдобавок меня так и подмывает сказануть, что ни будь этакое, на современном мне русском, что для слуха местных обитателей звучит как нечто тарабарское и непонятное. Вот и вчера мне приходилось натуральным образом "фильтровать базар", подстраиваясь под местную "мову", запоминая новые слова, фразеологизмы и обороты речи.
Ситуацию вживления в личину реципиента облегчали два обстоятельства. Во–первых, раньше Владимир Изяславич – именно так зовут княжича, куда меня забросила нелёгкая, сильно заикался. В момент первого "пробуждения", когда я здесь неожиданно очнулся, мне об этой особенности княжича ничего не было известно. Поэтому, пребывая в полу шоковом состоянии, я сразу начал чисто, но маловразумительно говорить с окружающими, отвечая на обрушившейся, на меня поток вопросов. Они беспрестанно сыпались от суетящихся у моего ложа лекарки, князевых людей, от самого князя участливо и весьма озабоченно взирающим на происходящее. В разговоре с ними сразу стал придерживаться простой легенды – дескать, ничего не помню кроме отдельных слов, да ещё в моей голове появились какие–то новые слова, которых никто здесь и не слыхивал. Пришёл княжеский, а заодно и мой духовник. В незнакомых словах он опознал неправильно произносимые, исковерканные мной слова из болгарского, латинского, греческого, польского и немецких языков. Я от этого безапелляционного заявления учёного священнослужителя лишь облегчённо перевёл дух, пусть будет так! Как говорится, хоть чугунком меня называйте, только в печь не ставьте!