– Мия.
Имя в ее устах прозвучало как мольба. Как поцелуй в алебастровую кожу. Как вопрос без ответа. Что с ней стало? Где она сейчас? Сидит у Очага с любимыми, пока Эшлин застряла тут – нестареющая, бессмертная, нелюбимая? Бродит с божествами по иному, неземному берегу? Или просто уничтожена, поглощена вместе со всеми осколками, чтобы Ночь могла вернуть корону, а Луна – свой трон?
Бессмертие в одиночестве не казалось справедливой платой за это.
И все же она бы повторила все снова. Ведь, если сильно постараться, Эш по-прежнему могла ощутить ее вкус. Соли и меда. Железа и крови. Она провела кончиком языка по губам. Вдохнула и выдохнула. Глядя на гладкую серебристую поверхность под немигающим взглядом Луны и благодаря бога, богиню или поворот судьбы, который привел эту девушку в ее жизнь.
Пусть и ненадолго.
Мию.
И тут на серебристой поверхности Эш увидела силуэт.
Идущий по воде столь гладкой, как полированный камень, как стекло, как лед под ее босыми ногами. Она была бледной, прекрасной и облаченной в платье из теней. Ее шрамы зажили, клеймо исчезло, отметины, оставленные всеми прожитыми испытаниями, испарились, как дым. Длинные черные волосы струились по обнаженным плечам, подведенные сурьмой глаза были глубокими, как дыра, которую она заполнила в груди Эшлин.
– Мия? – спросила она, не смея надеяться.
Глаза Эш округлились, и она неуверенно шагнула в воду. По мерцающему серебру пошли волны, и девушка испугалась, что Мия исчезнет, как иллюзия, несбыточная мечта, отчаянный мираж, порожденный невозможной надеждой. Но она шла по стеклу и была уже достаточно близко, чтобы увидеть черноту ее глаз и изгиб губ. А потом Мия кинулась к ней в объятия, и ее бледная плоть оказалась такой же реальной, как у Эшлин. Их тела соприкоснулись, переплелись. Эшлин думала, что ее черные глаза опустели, но в такой близости, в этой опасной, чудесной близости, она увидела, что они полнятся крошечными огоньками света, будто звездами, усеивавшими занавес ночи.
Как и у нее.
«Как красиво».
Они слились в поцелуе. Сладком, как гвоздичные сигариллы. Глубоком, как полночь. В поцелуе, который рассказывал о пролитой крови и выигранных битвах, о возрожденных лунах и ослепленных солнцах, о тьме внутри и свете снаружи, и о тенях прошлого, сгоревших в сиянии нового рассвета. Они целовались как в первый раз, будто ничто – ни боги с богинями, ни пламя с бурями и океанами – больше не встанет между ними.
Их губы приоткрылись, лбы прижались, носы, щекоча, задевали друг друга. Обе смотрели в бессмертные глаза и понимали значение Вечности.