И, словно бы в подтверждение всех его страхов, могильная тишина раскололась отчаянным криком:
— Кга-а-аааа!!!
Съежилась и усохла душа. Волосы сделались словно из проволоки. Сердце сначала умерло, а потом принялось колотиться в ребра с такой бешеной силой, будто искало места, где выскочить. Не унималось оно, пока не пришел в себя, сообразив, что это в голых деревьях гаркнул спросонок запоздавший с отлетом грач.
Может, все-таки лучше уйти? Убежать, пока у него не лопнуло сердце. Потихоньку, пока в общежитии спят, пробраться к себе на койку, под теплое одеяло, вытянуть занемевшие ноги, согреть иззябшее тело, забыться в беспамятном сне…
А что же он скажет потом ребятам?
Ну скажет, что он пошутил, что весь этот спор — просто глупость, что он, мол, даже не думал всерьез, и все прочее…
Но нет, так он не скажет, не сможет сказать!
Ведь его после этого уважать перестанут. Да что уважать! Он ведь не их, не ребят шел сюда проверять, а самого себя. На стойкость, на выдержку. И что же — выходит, не смог?! Да если отсюда сбежит, он сам презирать себя будет, никогда себе этого не простит! Это ведь можно других обмануть, но самого-то себя не обманешь, сам-то он будет знать распрекрасно, что перетрусил, не выдержал…
Нет, будь что будет, но он здесь останется до конца.
И он продолжал лежать. Лежал, сцепив онемелые зубы, настороженно вглядываясь во тьму. Курить теперь не решался, чтобы не привлекать ничьего внимания. Чье здесь внимание он может привлечь, и сам он не ведал, но если недавно он так ждал ребят, страстно хотелось их видеть, то теперь он опять откровенно боялся чьего-то присутствия. Лучше уж будет дрожать от страха, но пролежит под этим вот ноздреватым и отдающим могильным холодом камнем всю ночь до утра в одиночестве.
Вскоре страхи утихли, куда-то ушли, голова обретала ясность. Да чепуха все это, все эти жуткие страхи! Кладбище — это кладбище, и покойники есть покойники, Как лежали они в земле, так и будут лежать. Из живых же никто сюда не заявится, кому оно нужно, кладбище, ночью?! Могут еще прийти ребята и попытаться его напугать. Но уж давно бы пришли, если бы захотели, а теперь, поди, дрыхнут без задних ног.
Он настолько себя успокоил, что даже немножечко придремнул. Разбудил его непонятный приглушенный стук где-то неподалеку. Снова прислушался, замер. Опять показалось?.. Но стук повторился явственнее. Был он мягкий, глухой и исходил не оттуда, не из-под земли, а слышался на поверхности. «Туп-топ…» Словно бы кто приближался сдвоенными прыжками.
Сашка поднялся. Сначала на четвереньки, потом на колени. Вытянул из-за камня шею, пытаясь определить, откуда исходит звук.