Весь он ссутулился еще больше, их бывший директор, и высох, залысины доходили теперь до затылка, оставляя на голом пергаментном темени жиденький гребешок, напоминающий флюгер. После первых же ста пятидесяти он смешно захмелел и с хвастливою откровенностью начал рассказывать, как процветает сейчас их Товарищество и какие большие заказы они получают…
Оказалось, что он давно уже председатель правления, руководит мастерскими и приглашает его, Зарубина, на работу к себе.
Рассказывая, он изумленно таращил на собеседника провалившиеся глаза, почти мертвые, то и дело перебивая себя восклицаниями: «Вот это встреча так встреча… Зарубин! Живой оказался?! Ну поздравляю, не думал, брат, не гадал», — словно бы сам он его давно уж похоронил.
Александр Ильич, поблагодарив своего бывшего директора за приглашение, сказал, что он уже выбрал себе другую профессию, и попытался узнать у него, кто из тех, довоенных студентов вернулся в училище, кто работает в мастерских.
Гапоненко долго мычал, припоминая, но с их курса так и не смог назвать никого.
Потом, через год или два, Александр Ильич повстречался — вот так же в дороге — с одним из знакомых бывших студентов, Кормилицыным. (Тот оказался без левой, потерянной на войне руки и возвращался из Талицкого). Он-то и рассказал, как там обстояли дела в действительности.
Прежнего стиля, сказал Кормилицын, нет теперь в мастерских. Все давно перешли на реальный стиль, а точнее — на станковую манеру письма. Миниатюра теперь не в чести. Вместо нее пишут огромные лаковые панно и расписывают шкатулки, коробки, тоже большие, стандартные, неуклюжие. Изменилась сама манера письма, сама техника. Прежние знаменитые плави, прозрачные, тонкие, что и создали когда-то селу мировую славу, сменились корпусным наложением красок, стал широко культивироваться мазок. Мастера применяют линейную и воздушную перспективу и светотень, стараются делать предметы объемными, сознательно прорывают черную плоскость, стали записывать ее фоном — все, одним словом, как в станковой живописи. Гапоненко всячески ущемляет, преследует тех, кто еще как-то пытается отстоять прежние талицкие традиции, в духе которых теперь работают лишь единицы. Продукция спросом не пользуется, заработки упали, мастера теперь месяцами не получают зарплаты. Гапоненко ездит в Москву, выбивать заказы, но возвращается часто с пустыми руками. После войны возвратились в село доучиваться очень немногие. Много знакомых ребят вообще не вернулись с войны. Ну а те, кто остался в живых, в большинстве подыскали себе другую работу.