— Матка боска, да я ж совсем потерялась с этим нашим добром! — слышалось из той половины избы. — Ян мой милый, скажи хоть ты, брать нам ухват или може пусть остаётся?
— Давай книги связывать, — хмуро бросил Леопольд.
У Прошки не повёртывался язык спросить, куда они уезжают. Неизвестно отчего, Прошка чувствовал перед Леопольдом вину.
Книг не так было много. Вот эту подарил Владимир Ильич. И эту! Вся душа всколыхнулась у Прошки при виде пёстренькой, с коричневыми наугольничками книги, точь-в-точь как та, петербургская, которую когда-то с таким волнением он проглотил в одну ночь! «Школьные товарищи. Сочинение Эдмондо Де Амичиса. Перевод с итальянского» Вот где он её снова нашёл, эту добрую книгу. Сразу встали перед глазами Ульяновы, все, с кем встречался. В душе вспыхнуло то небудничное, чистое, что всегда поднимали в нём встречи с Ульяновыми. Нечастые встречи, а вся Прошкина жизнь просветлена и пронизана ими.
До позднего вечера в избе Проминских была суматоха. Никто не знал толком, что делать, за что браться.
— Матка боска, пропадаю, совсем пропадаю!
Однако с появлением Прошки у пани Теклы прибавилось энергии. Прошка живо заделался её главным помощником. Упаковывал, заколачивал, связывал. Пани Текле оставалось командовать.
— Забивайте ящик с посудой, пан Прохор! А ухват возьмём. Что за жизнь без ухвата? И борща не сварить без ухвата. Леопольд, куда ты мою юбку суёшь? Матка боска, да это ж та самая юбка, которую я надевала, когда ходила в Лодзи молиться в костёл. Ян мой милый, може, найдёшь еднэ мейсце для моей праздничной юбки? Зося! Броня! Стасик! Тащите от печки чугун. Как мы его повезём, этот великий чугун! Нет, я умру Матка боска!
Настали сумерки. В сумерки за Прошкой заехал доктор Арканов.
— Пан Прохор не останется нас проводить? — увидев под окошком возок, огорчилась мать Леопольда.
— Ты не останешься? — надменно и просительно уронил Леопольд.
И Прошка сочинил доктору сказку, что писарь отпустил его в Шушенское на столько дней, сколько душе пожелается.
— Исключительный случай, — удивился доктор, но спорить не стал и уехал один.
— Пан Прохор, зашивайте мешок, — снова принялась распоряжаться Текла Проминская. — А ты, Леопольд, будто чужой человек, будто чужое тебе наше добро.
— Мама, не надо! — поморщился он.
В последний раз сели Проминские ужинать за шушенский стол. После ужина детей сморил сон, улеглись где попало, по лавкам, на печке.
«Леопольд! Неужели так и не поговорим напоследок?» — молча спрашивал Прошка.
Отец набивал трубку, долго приминая пальцем табак. Давно уже набита трубка, а он всё тычет пальцем, всё уминает табак, а думает не о трубке, совсем о другом.