Чу! Шаги в сенях. Пришли. Пришли всё-таки! А как же ты думал, товарищ Ян Проминский? Неужели ты сомневался?
— Пани Текла! — с чувством восклицала Надежда Константиновна, держа и любовно гладя обе её руки. — Пани Текла! Столько милого с вами уходит, пережитого вместе. Серьёзного, и невесёлого, и радостного. Целая полоса жизни уходит.
Бурно, больно забилось сердце у Прошки. Еще не увидя, он знал: Паша здесь. Она была в жёлтом дублёном полушубке, в цветной шали и нестерпимо грустной показалась Прошке в этой яркой одежде. Стала у порога, засунув руки в рукава, и простояла не двигаясь, без улыбки и слова, пока Надежда Константиновна и Владимир Ильич прощались с Проминскими.
— Итак, завтра навсегда прощай Шушенское, — душевно говорил Владимир Ильич. — Удастся ли встретиться? Удастся или нет, спасибо за дружбу, товарищ Ян. За охоту, за песни, за Первое мая. Помните, как весело мы встречали Первое мая с красными флагами? За вашу революционную стойкость спасибо.
— Дзенькуе, Владимир Ильич. А что, Владимир Ильич, — потягивая запорожский ус, сказал Ян Проминский, — не по нашему обычаю у нас свидание идёт. По нашему обычаю так.
Он тихо запел глуховатым низким голосом:
Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас грозно гнетут
Владимир Ильич подхватил, вполголоса вторя:
В бой роковой мы вступили с врагами
Почти шёпотом Надежда Константиновна:
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Леопольд вытянулся, словно давая присягу, и негромко, чётко, отрубая слова, запел:
Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело
Мороз прошёл по коже у Прошки от их тихого пения, от их слов, похожих на клятву.
— Не забывай, Леопольд! — сказал задумчиво Владимир Ильич, когда кончили петь.
— Никогда!
Владимир Ильич с Надеждой Константиновной простились, ушли. Паша пропустила их из избы. Молча, в пояс поклонилась матери и отцу Леопольда. Прошке чуть кивнула откуда-то издали. Растерянный, смятый, стоял Леопольд, словно ураган над ним пролетел. Опомнился. Загрёб в охапку треух, дошку и — вон.
— Яка ясна паненка, — сказала мать с мечтательной улыбкой. — Нашего сына старшого ясна паненка.
Отец промолчал, приминая пальцем в трубке табак.
— Что за люди Ульяновы! — сказала пани Текла. — Есть ли ещё на свете таци добжи людзе, нови людзе?
Леопольду и Прошке постелили в той половине избы на полу лоскутное одеяло, бросили под головы чью-то одежонку. Прошка лёг. Укрылся шубейкой.
Белая полная луна висела в окне. Лила смутный свет белая от лунного снега беззвучная ночь. Суматошный сегодняшний день колесом вертелся в голове. Высились перед глазами осыпанные снегом сосны тайги, подпирая вершинами утреннее синее небо. Зимний лес, величавый.