Она схватила его руку и тащила, лепеча что-то без толку, лишь бы не дать говорить учителю. Учителя от водки качнуло.
— Леопольдушка, видишь, он пьяный!
Паша чувствовала, какой тяжёлой стала у Леопольда рука, шершавая от огородной работы.
— Леопольд, не убивайся. Позабудь про него!
Он выдернул руку. Отвернулся.
«Справлюсь сам. Справлюсь. Сейчас. Погодите». Он научился в одиночку сносить оскорбления. «Эй ты, полячишка!» Нет, нет, нет! Никогда не забуду! Но он научился терпеть и скрывать. Жалел отца. Щадил самолюбие отца. Отец не знал, как над ним издевается учитель. Или приезжий унтер. Им смешно, что у него прыгают губы. Он не может с собой совладать, у него прыгают губы.
— Паша, ты знаешь, кто был муж у Елизаветы Васильевны?
— Ой, да к чему ты о нём?
Она испугалась. С ума своротил? К чему он о нём? К тому, Паша, что Леопольду надо вспомнить — и скорее, скорее! — поручика Константина Игнатьевича Крупского.
Представить, что поручик Крупский живой. Представить, как поручик Крупский приезжает в Польшу служить. Его не насильно туда послали. Он сам, когда окончил Военно-юридическую академию, захотел, чтобы его послали туда. Тогда русскому офицеру нетрудно было выслужиться в Польше: не так давно расстреляли польское восстание против императора-самодержца, царя польского, великого князя финляндского и прочая, и прочая Ого, как взнуздали после восстания Польшу! Некоторые думали, поручик Константин Игнатьевич Крупский приехал в Польшу делать карьеру, дослужиться до генеральского чина.
Из семьи Ульяновых Леопольд долго влюблён был в одного Владимира Ильича. Вся хорошая семья, но влюблён он был в одного. Он вспыхивал, когда Владимир Ильич обращался к нему с самым обычным вопросом. Мечтал быть умным, блестящим, чтобы Владимир Ильич удивился: вот каков Леопольд Проминский! Показать безумную храбрость, чтобы Владимир Ильич знал, что Леопольд Проминский надёжен. Он мечтал когда-нибудь каким-нибудь образом спасти Владимира Ильича от опасности. Могли прискакать из уезда жандармы. Был в мае обыск? Ещё может быть. С полки пошвыряны книги. Валяются на полу раскрытые книги.
Никто не слышит, шуршит тальник над Шушей. Владимир Ильич суёт Леопольду секретные рукописи. Надо закопать. Леопольд крадётся. Что так страшно стучит в висках, будто маятник взбесился и колотит, колотит?.. Это кровь бьётся в висках. А это что? Бегут. Топот сапог. Кто-то ломится сквозь тальник. Шашка жикнула над головой. Она жикает, когда её заносят. «Не надо! Не рубите меня. Я не хочу умирать!» — «Тогда признавайся!» — «Ни за что!»