— По делу? Какому же? Общее или Сейчас, сей момент!
Отец воткнул в борозду тяпку и крупным шагом заторопился в избу вымыть под рукомойником руки.
— Беспокойный какой-то он, — заметила Паша.
Беспокойный. Наверное, всё об осени думает. Паша не знает, что осенью кончится ссылка. У Леопольда впервые мелькнуло: «Паша! Ведь, может быть, скоро».
Эта мысль оглушила его.
— Ты так, как есть, пойдём, Леопольд. И так хорошо. В Шуше от огорода отмоешься, — болтала Паша, — ай, нет. Лучше дома умойся да ту рубаху надень, для гостей.
«Та» рубаха полотняная, воротник у «той» рубахи вышит красным и чёрным крестом — Пашина вышивка, в зимние вечера, когда нечего делать. Леопольд в «той» рубахе светлый, праздничный, брови разгладились, не упрямые. И вид негордый.
Паша болтала:
— Я и домой уж сбегала, от Марии Александровны из Подольска своим конфеты к чаю снесла. Ещё к дяде Оскару зайдём, кликнуть велели. Не ушёл бы на охоту, незадача-то будет! Что ему не уйти, того и гляди, что уйдёт. Холостой. Холостому-то много ли надо? Картошку на зиму запас, и гуляй.
От её болтовни Леопольд делался беззаботным и лёгким. Всё на свете понятно и просто. Знаете что! Пока он, конечно, ничего ей не скажет, но Татусь добрый человек. Татусь, ты добрый? И матка. И если мы отсюда уедем… татусь, всё равно у нас большая семья.
Тут он увидел вдали человека. Человек был в клетчатом пиджаке и шёл по улице шаткой походкой, видимо, не очень был трезв.
«Учитель!» — узнал Леопольд. На душе у него потемнело. Учитель не любил Леопольда. Леопольд его презирал. И всячески старался избегать этого невзрачного и щеголеватого мужчину, у которого толстый нос разрисован лиловыми жилками.
Свернуть бы с дороги, да некуда. Загребая сапогами пыль, учитель в клетчатом пиджаке шёл серединой улицы прямо на них.
— Чего не здороваешься?
— Здравствуйте.
Леопольд не сдержался. Вложил в своё «здравствуйте» насмешку, надменность, всё своё презрение к учителю.
— Поздоровался! А волчонок волчонком. Православные крестьяне в поте лица, а эти, как вас, социалисты, вы кто? Богопротивники вы! Ваша проповедь, чтоб всё по команде, под одну крышу всех согнать, чтобы равенство, то есть. А человек создан разно, неравно.
— Ничего вы не знаете про социализм. Слушать стыдно!
— Ты того стыдись, что социалисты душу народную губят. А всё полячишки мутят. Эй ты, полячишка, потише. Лишку вас здесь у нас развелось.
У Паши всё внутри застонало от помертвелого лица Леопольда. Ой, он без рассудка сейчас. Беды бы не сделалось!
— Пойдём, пойдём! — заторопила Паша. — Леопольдушка!