Удивительный год (Прилежаева) - страница 58

— Совсем ночь, — сказала Надежда Константиновна.

Они остались вдвоём, сидели в беседке. Владимир Ильич соорудил эту беседку из прутьев недалеко от крыльца, во дворе. Надежда Константиновна с матерью насадили хмель. Хмель разросся, увил беседку. Днями здесь было прохладно и зелено, как на дне морском, а сейчас, ночью, сквозь кудрявые ветви смотрели звёзды. Полно звёзд августовское небо!

— Видишь Большую Медведицу? — сказала Надежда Константиновна. — Ковш из семи звёзд. Когда я была маленькой, отец спросил: видишь Большую Медведицу? У отца была сказка про Большую Медведицу. Она мать, а все остальные звёзды — дети. Мать пошлёт какую-нибудь свою звёздочку проведать Землю. Как там живут на Земле, не очень ли скверно живут на Земле? Видишь, летит проведать.

— Неважно пока живут на Земле, — усмехнулся Владимир Ильич.

— Ещё звезда пролетела, — сказала Надежда Константиновна, — августовские звёзды падучие.

— Мне запомнился в детстве один звездопад, — сказал Владимир Ильич, — наверное, тоже было в августе. Отчего-то мы поздно всей семьёй были на Волге. Возвращались с парохода, очевидно, с прогулки. Отец нёс меня на руках. И мама шла возле. Я обнимал отца за шею и глядел на Волгу, огромную, ночную, чёрную, как разлитые чернила. Вдруг сестра Аня кричит: «Ловите звёзды!»

И я вижу, все звёзды падают, всё небо движется, осыпается, идёт звёздный дождь. Изумительное зрелище! Но странно, никто не помнит, кроме меня.

— Наверное, это был твой детский сон, — сказала Надежда Константиновна. — А знаешь, ведь мы одно время были с тобой земляками, задолго до Петербурга, когда вы жили в Симбирске, а мы одно время в Угличе, тоже были волжанами. После Польши отец служил там на бумажной фабрике Варгунина, на другом берегу, против Углича. Как-то мы поехали в Углич. На пароме переехали Волгу и пришли с отцом к церкви царевича Димитрия. Отец рассказал, там был опальный колокол. В него били в набат, он звал народ к бунту. За это у него отбили ухо, вырвали язык, а сам колокол надолго сослали в Сибирь. Я была совсем поражена этой историей. Как я сочувствовала бунтовщику-колоколу! Что-то мы, Володя, сегодня развоспоминались о детском.

— Хорошо мне с тобой, — сказал Владимир Ильич.

— Я счастливая, — ответила она. — Самые мои любимые люди, ты и мама, рядом. Тебе труднее, твои далеко.

— Мои далеко.

Они замолчали. Тёмное небо, полное звёзд, глядело в беседку сквозь крышу из хмеля. В тишине с берегов Шуши доносилось лягушиное кваканье.

— Мои далеко, — задумчиво повторил Владимир Ильич. — Что сегодня у них? Где они? Может быть, собрались у мамы в Подольске, у маминого старого пианино. Мама играет…