Через четыре дня:
«Посылаю сегодня ещё небольшую бандероль (заказную) на твоё имя, дорогая мамочка Со следующей почтой пошлю ещё маленькое добавленьице к VII главе».
Книга писалась за тысячи вёрст, а мать знала о появлении каждой главы. Она первой держала в руках каждую главу, вчитывалась в быстрый бисерный почерк.
— Узнаёшь? — протянула Анна Ильинична Прошке. — «Развитие капитализма в России». Владимир Ильин.
У него посветлело лицо, на миг стало прежним, ребяческим.
— Мамочка! Он её печатал в Петербурге в типолитографии Лейферта. Тогда мы и познакомились. Прошка, помнишь, ты приносил мне на корректуру листы? Ты ещё говорил, что здесь всё правда в этой книге написана, ты ещё тогда политической её называл.
Внезапно он омрачился, рывком шагнул к двери, схватил скобку.
— Прощайте. Я пойду. Мне пора.
Он улизнул бы, если бы широкая ладонь Марка Тимофеевича не накрыла на дверной скобе его руку:
— Постой, парень. Успеешь уйти.
Мать приблизилась:
— Отпустите мальчика, Марк Тимофеевич.
Он отпустил.
— Вы уйдёте, у нас не держат насильно, — произнесла мать с достоинством. — Но сначала мне хочется угостить вас чаем и домашней булкой. Такой у нас обычай: обязательно угостить гостя.
Она указала на стол, покрытый скатертью. Посредине стола в вазочке стояли оранжевые и красные астры. Вдруг они покачнулись, наклонились набок и бешено завертелись, сто красных и оранжевых солнц раскололись вдребезги и усыпали осколками стол. Марк Тимофеевич успел подхватить Прошку.
— Что с тобой, парень?
— Сядьте! Пусть он сядет! — послышались голоса.
В комнате было много людей, но Прошка узнавал только мать с белыми волосами и слышал её голос.
— Вам плохо? Надо выпить кофе и непременно что-нибудь съесть.
Но он боялся их ослепительной скатерти.
— Не хочу я, некогда мне. Прощайте, отпустите меня, — просил он хриплым голосом. И озирался исподлобья. Что за люди? Куда он попал? Как во сне. Давно, в Петербурге, приснился Прошке сон про Анну Ильиничну.
— Мамочка, мне надо побыть с ним вдвоём, — что-то надумав, решительно сказала Анна Ильинична.
Мать поглядела на Прошку.
— Не бойтесь, Проша.
Анна Ильинична повела его низеньким коридорчиком, мимо маленьких комнат с жёлтыми полами. На окнах тюлевые занавески, в горшках цветы, на шнурках подвешены книжные полки. Анна Ильинична привела его в кухню. Зажгла керосиновую лампу. Осветились плита, деревянная лавка, дощатый, чисто вымытый стол. В кухне не было никого.
— Сядь, — велела Анна Ильинична. — Дам сейчас тебе есть. Давно не ел?
Прошка не ответил. Он не ел двое суток. От голода у него ломило живот, в глазах стреляли искры. Забыла Анна Ильинична оставить или нарочно не оставила книгу в комнате, принесла в кухню, положила на край стола и быстро принялась хозяйничать. Достала из шкафа кусок мяса, масло, молоко, початый пшеничный каравай, ноздреватый, пышный, с коричневой коркой. Прошка глядел на каравай, не мог скрыть волчью жадность.