— Куда уж мне, — криво усмехнулся Трофим и безнадежно махнул рукою. — Едва на завалинке вот, пригревшись на солнце, сижу…
— Так вам и не надо ничего делать. Коня я запряг, подгоню к вашим воротам, влезть на повозку подсоблю. Вожжи в руки подам… С дороги только не сворачивайте, конем управляйте…
Но и после этих слов неизвестно, согласился ли бы Трофим ехать в Гала. Слишком уж необычной была эта просьба бригадира, да и не привык он, Трофим, вот так, шурум-бурум, не обдумавши, не взвесив все как следует, что бы там ни было делать. Дорога же неблизкая — километров двадцать — двадцать пять. Колесо может сломаться, ось. Или конь распряжется, а сможет он, Трофим, поймать его, опять завести в оглобли, хомут как надо затянуть? И если бы люди поблизости были. А то ведь нигде ни хатки — чистое поле или глушь, лес. Ни позвать кого-нибудь, ни попросить… Да и… Да и сон какой-то чудной приснился ночью. Будто пришла в хату жена, Хадора, сложила руки на живот и сказала: «Ну, слава богу… Поезжай, поезжай…» И исчезла. Только что была и нет ее… Трофим все утро думал, что означает этот сон и слова, сказанные Хадорой. Три года прошло с тех пор, как она умерла, и ни разу не приснилась. А тут вдруг…
Тем временем, пока Хведарка говорил, а Трофим сидел, прикидывал в уме, как ему быть, ехать или не ехать в Гала, открылась калитка и во двор пулей влетел белоголовый, почти беззубый хлопчик, самый старший Хведаркин сын, Степка, и не останавливаясь, на бегу, закричал изо всех сил:
— Папка, кажала мамка, что бы ты домой шел. У нее живот жаболел, должно быть, брачика рожать будет…
— Только этого мне сегодня не хватало. Правильно говорится: где тонко, там рвется…
И Трофиму стало жалко Хведарку. Вспомнилось почему все, что слышал от людей, — как рожала Хведарку Поля — семимесячного, в пути, на подводе, когда дымилась, горела деревня, и гнали их немцы с автоматами в руках, окружив со всех сторон, словно преступников, как потом спасали ребенка, чтобы он не погиб… Хведарка родился не по-людски. Пусть хоть его дети родятся так, как полагается рождаться детям. И Трофим медленно, опираясь на руки — болело, ныло все тело, — поднялся с завалинки, сказал:
— Не расстраивайся так, Хведарка. Все как-нибудь обойдется. И жена родит, и соль в Гала отвезем. Скажи только, где подвода твоя стоит?
— Так вы поедете? — Хведарка, подняв с земли фуражку, снова надел ее на рыжую взлохмаченную голову. — Ну, и слава богу…
И улыбнулся, как ребенок, во весь рот.
— Я сейчас… Сейчас. Подвода возле моего двора стоит, я подгоню ее сюда, к вам…