Леокадия погладила его волосы, словно успокаивая, что все будет по-прежнему и не отнимет она у него то, к чему он привык, — ни сына, ни семью.
— Я уеду из Пятиморска, — тихо сказала Леокадия.
Алексей испуганно отшатнулся:
— Нет, ни за что!
— Я плохая. Я хочу на чужом несчастье построить свое счастье. Так нельзя, Алеша, нельзя. Я мучаю тебя, ты раздваиваешься. Со мной ты делаешься хуже — теряешь свою цельность. Я хочу, чтобы ты был прежним… Ты должен быть там…
Ночь Леокадия не спала. На рассвете сказала бабушке, что должна срочно уехать к подруге под Белгород.
Анастасия Никитична не на шутку встревожилась:
— Что такое? Да почему это так вдруг? Лешенька?
— Очень надо. — Ей стыдно было глядеть бабушке в глаза.
— Несчастье? — допытывалась та.
По дороге на автостанцию Леокадия занесла в гостиницу записку, попросила дежурную передать Куприянову.
Он получил ее в девять часов. «Я не могу так. Это бесчестно. Уезжаю. Прощай». Ошеломленный Куприянов вернулся в свой номер, долго сидел на кровати. Рушилось все.
Надо было возвращаться, работой заглушить нестерпимую боль.
Саша Грачева жила с мужем в шахтерском городке, и сюда-то из Харькова ехала машиной Леокадия.
По обе стороны дороги желтело жнивье. Зигзагами взлетали в синеву буровые вышки. А вот и первые избы старого Белгорода и новый город.
На дне огромного ковша, обрамленного горами, — центральная площадь: дома в колоннах, театр, похожий на Парфенон, жертвенник с вечным огнем у могилы погибших воинов и скорбная фигура женщины из темного камня. Она склонилась над мальчиком, возлагающим венок на могилу.
Леокадия остановилась в гостинице и вечером пошла побродить по городу.
К стр. 318.
На площади пахло свежескошенным сеном. Где-то рядом была степь, наверно, за возвышенностью с телевышкой. Вот таким же летом двадцать три года назад, когда ей не было и трех лет, на этой святой земле шли страшные бои, о которых она знала лишь по учебникам.
…В полдень вертолет доставил Леокадию в город Губкин, утонувший в садах на правом склоне Теплого ключа. Автобус обогнул карьер Лебединого рудника, исполосованного меловыми, глинистыми, рудными слоями. Казалось, белая, желтая, бурая ступеньки поднимались одна над другой, а от них тропами ползли широкогрудые, как буйволы, МАЗы.
А вот и центральная улица города и филиал института горного дела.
Кондукторша в кокетливом черном халате пропела:
— Проспект Чайковского…
Неожиданное появление Леокадии вызвало переполох.
— Ой, Лешка, без предупреждения! — обрадованно бросилась ей на шею подруга. — А Паша в командировке. Вот жалеть будет!..