Могло показаться, что он недолюбливал, побаивался одиночества своей квартиры, ее неустройства.
Иногда на месяц-другой приезжала присмотреть за ним мать. А потом все шло своим прежним чередом.
Если бы Стася спросили, счастлив ли он, Стась, ответив: «Счастлив», не покривил бы душой. Он был счастлив потому, что каждый день приносил ему радость открытий, хотя бы маленьких, радость преодоленных ступенек, а то и перевалов. Ему жаль было поспать лишний час, потому что этот час он считал потерянным. Стась почти забросил шахматы — они требовали слишком много времени, которое должно было принадлежать только химии.
Он считал, что сделал еще непростительно мало для своих двадцати семи лет.
Панарин лишен был чувства тщеславия, устремленности к личному благополучию, но его буквально снедало желание успеть сделать побольше, получше.
Он любил про себя повторять лермонтовское:
Боюсь не смерти я, о нет!
Боюсь исчезнуть совершенно,
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет.
Да, да, это — главное. Чтобы сделанное тобой осталось людям, хоть когда-нибудь дошло до них.
Но он был счастлив вдвойне потому, что многое из открытого и придуманного им уже «увидело свет».
Когда Потап, подтрунивая над Стасем, говорил ему, что на него возлагались большие надежды, в нем видели будущего ученого, а он разменивается на мелочи, Стась, принимая всерьез эти укоры, возражал:
— Но ведь наука нужна не для науки, а для производства. И разве я виноват, что меня привлекает именно живое, инженерное участие в нем?.. Освоить новое оборудование, решить хитрый технический ребус… — Стась говорил быстро, взахлеб. — Как хорошо знать, что химической целины хватит на несколько жизней! И, поверишь, странное отношение возникает к уже прочно освоенному… Словно к сыну повзрослевшему, ставшему самостоятельным.
Потап, поддразнивая, сказал:
— Другие стали начальниками… Ты ведь не хуже Мигуна…
— Мания власти! — сердито закричал Стась.
Потап расхохотался. Но Панарин не обратил на это внимания.
— Мигун опытнее… И вообще я не хочу никаких высоких и мягких кресел. Отцепись! А если желаешь знать…
Он запнулся, недосказал: Потап еще подумает, что хвастает. А Стась мог бы его доконать. В журналах американских химиков писали «об оригинальной схеме дистилляции жирных кислот, предложенной Панариным». В итальянском — «Об оригинальном методе получения алкилсульфатов, испытанном Панариным». К нему приходили письма, адресованные мистеру и синьору Панарину.
Да, все было бы хорошо, но иногда ночью Стась просыпался как от толчка. Будила мысль, что он одинок, никому не нужен. Он больше уже не мог уснуть, и единственным спасением было — подсесть к столу, набросать новую схему, проверить выкладки.