Сегодня ночью не удалось прикорнуть ни на минутку, и сейчас я мечтаю лишь об одном: скорей домой, скорей в постель. Дни стали такие коротусенькие! Сейчас четверть восьмого, уже должно наступить утро, а в небе вовсю сияет луна. Предательница! Наверное, сверху фашистам хорошо виден весь город…
Ну и морозище! Обжигает лицо, перехватывает дыхание. Белое марево будто опалило все вокруг: воздух, дома… Деревья как-то непривычно неподвижны, словно неживые — застыли окончательно. Ничего, как-нибудь уж справлюсь с морозом!
Расстегиваю верхние пуговицы пальто, разматываю шарф — он у меня чистошерстяной, зеленого цвета. Загораживаю им, как паранджой, лицо. Сквозь густую вязку пешеходная дорожка видна лишь приблизительно. Зато как тепло стало лицу! Редкие прохожие в морозном тумане возникают передо мной словно неясные тени и быстро исчезают. Торопятся… В такой холод не разгуляешься!
А как-то там, на фронте, наши бойцы? Целыми сутками в белом морозном пламени…
Вчера комсомольцы с нашей фабрики отвезли на фронт, на самую передовую, полную машину новеньких, только что сшитых телогреек и ватных стеганых брюк. Я в одну телогрейку, в нагрудный карман, положила кисет и три папиросы у папы выпросила. Кисет сшила сама — синенький, с красной звездочкой. Вот только не успела написать записку…
Ужасно холодно! Лицо закрыто, а руки в варежках закоченели. И коленки деревянные, чужие…
Наконец-то мой дом. Очень страшно в подъезде — свет не горит, и кажется, что кто-то прячется в темных углах. В квартире, как обычно, никого.
Одно название — дом! Такой же холодина, как и на улице. В оконных проемах снегу сантиметра на три. От этого темно-синие маскировочные шторы кажутся еще синее. В коридоре и на кухне сплошная тишина. Жутковато, но я уже почти привыкла.
Хорошо, что папа электромонтер: у нас в комнате стоят целых три электроплитки. Длинные, на коротких ножках-пластинках, как маленькие таксы. Не раздеваясь, включаю сразу всю нашу «отопительную систему», кипячу воду и завариваю полную кружку крепкого-прекрепкого чая. Пью его, почти обжигаясь, но руки и лицо по-прежнему ледяные. Снимать пальто, шапку и валенки еще рано. Да и что могут эти три «таксы»? Ведь не обогреешь ими белый свет!..
Центральное отопление не работает давно. Порой мне кажется, что не только наша квартира, но и весь дом, в котором сейчас живут лишь несколько человек, продрог до основания. И отогреется не скоро. Наверное, после того, как закончится война…
Недавно папа принес домой «буржуйку», которую смастерил сам на заводе. И мне вдруг стало весело. Я засмеялась и сказала: «Здорово! Как в гражданскую войну!» А папа ничего не ответил, даже не улыбнулся.