Я приготовил оружие и гранаты, зачем-то потуже подтянул ремень, ожидая красной ракеты, по сигналу которой мы должны устремиться вперед. Уже в трех-четырех метрах от меня переползла тридцатьчетверка, а ракеты нет. На мгновение мне почудилось, что я проворонил сигнал, но только тогда сообразил: не может того быть — ребята и слева и справа в ячейках.
В этот момент и увидел ракету. Почти тотчас, не знаю, как в этом грохоте и различить-то было, но услыхал я голос командира роты Тищенко:
— Вперед!
Сколько раз представлял я, как выпрыгну по этой команде на бруствер в настоящем бою, сколько раз исполнял это на учениях, а вот когда дошло до дела, почувствовал — не могу вроде бы, невозможно это сделать — выбраться из спасительной земляной ячейки!
Лишь заметив, что Сосновских выкарабкался уже из траншеи и начал пристраиваться к танку, я поспешил чтобы не отстать.
За танком мы побежали втроем — Сосновских, я и Борисенко. Но бежали недолго — вокруг начали рваться мины, мы все попадали на землю и залегли кто где. «Ура!» наше само собой стихло — да и понятно: под мины в открытом поле попали все мы впервые.
Лежа я продолжал осматриваться: залегли все, но никто не отползал к окопам.
Вероятно, повели немцы и сильный противотанковый огонь. Я увидел, как вспыхнула соседняя тридцатьчетверка, услыхал, как проскрежетала, срикошетировав, бронебойная болванка по башне нашего танка, за которым мы залегли.
Я не сразу обнаружил наши штурмовики, которые уже обрабатывали позиции немцев впереди. Лишь тогда обнаружил, когда внезапно начал стихать минометный огонь. И тотчас взревели танки моторами, и, верно, передали команду по рации. Как ни был я оглушен, но снова услыхал знакомый голос Тищенко:
— Вперед! Вперед, уральцы!
И мы поднялись с криком «ура!» и побежали к траншее. Теперь казалось, что огонь из нее вели слабый…
Не добежав 15―20 метров, на ходу облюбовав воронку и прыгнув в нее, я метнул гранату. Когда услыхал, что она взорвалась в траншее, снова вскочил, добежал до бруствера, упал, как нас обучали, на землю, раза два перекатился. Еще падая, увидел фашиста, зажавшегося в уголке метрах в пяти. Не вставая, выпустил по нему очередь и лишь тогда сообразил, что он уже убитый. Не утерпел, чтоб не подбежать и не заглянуть в лицо — ведь это был первый, лицом к лицу в боевой обстановке увиденный мною враг. Любопытство могло обойтись мне дорого, потому что вдруг из-за поворота, пятясь и ведя вдоль траншеи огонь, появился живой немец. Я успел выстрелить первым, едва он стал поворачиваться ко мне… Уже не разглядывая, побежал, за первым поворотом наткнулся на Филиных, устремился дальше, но он схватил меня за плечи, тряхнул, прокричал в ухо: