– Все! Теперь окончательно все закрутилось! Если завтрашнее воскресенье пройдет спокойно, то меня уже ничего не спасет, – сейчас, с глазу на глаз, он совсем не скрывал, что боится любого развития событий: и оказаться правым, и оказаться неправым. – Слушай, племяш… А знаешь, почему я тебя вообще вчера стал слушать?
Я вновь замер. Признаюсь, этот вопрос я не раз себе задавал и вчера, и весь сегодняшний день. Почему мне поверили практически сразу? Почему полковой комиссар фактически пошел на преступление, без приказа и весомых оснований начал выводить соединения из крепости?
– А все просто. Твои слова ведь стали для меня последней каплей! – с красными с лихорадочным блеском глазами Ефим Моисеевич в эти секунды казался мне смертельно больным человеком, который изливал душу священнику. – Последнюю неделю с той стороны пришло уже больше десятка перебежчиков. Сначала шли местные жители, которые сочувствовали нам. Потом перешли границу и сдались пограничникам сразу трое немецких пехотинцев. Сразу трое, понимаешь?! И все они, словно заведенные, талдычили одно и то же! Одно и то же! Скоро война! В ближайшие дни война! – от сильного волнения пальцы комиссара гуляли по столу, словно живые: они то схватят карандаш, то чернильницу. – Три дня назад к нам вообще перешел целый офицер… Я видел карту развертывания первого эшелона немецких войск… А штаб округа … Ха-ха, – он засмеялся, но это было карканье, а не смех. – У них на все один ответ! Не поддаваться ни на какие провокации! Не отвечать стрельбой! Сидеть тихо, как сурки! Один раз мне вообще предложили во избежание инцидентов отобрать оружие у бойцов. Ты понимаешь? Ха-ха-ха… И ведь не у нас одних такое. Я разговаривал с одним знакомым летчиком. Это наши соседи. У них же еще хуже! Нарушителей границы не сбивать! Огня не открывать, – с горечью в голосе продолжал он изливать душу. – А они по головам ходят! Внаглую.
Я не отрываясь смотрел на комиссара. «Вот, значит, как… Я просто оказался в нужное время в нужной точке, – промелькнуло у меня в голове. – А ведь он мог и не поверить».
– А тут появился ты. Уже с год молчавший, абсолютно ничего не говоривший, – вновь усмехнулся он. – И заговорил со мной. Не замычал, не загугукал. Ха-ха-ха. А начал рассказывать мне о войне, о том, что вот-вот должно произойти… Я же чуть не поседел вчера, когда понял, что может произойти с моей семьей. Они ведь сначала и семьи комсостава запретили эвакуировать. Только два дня назад пришло распоряжение начать эвакуацию…