Мы пересекаем сад и подходим к каменной стене и калитке с тяжелым замком, который Таде легко открывает:
– Замок всего лишь декорация!
Он распахивает калитку, и мы оказываемся перед бесконечным пшеничным полем, на горизонте которого виднеются очертания леса и деревни.
– Вот это секрет нашего с Лулу сада. Эта дальняя калитка с выходом на поле. С юности она очень любила путешествовать и особенно бывать в пустынях. Они притягивали ее к себе. И вот парадокс, приобретя этот кусочек земли, она не стала очищать его, создавая любимое пустое пространство. А наоборот, плотно засадила цветами, овощами и розами. Наверное, потому, что ее истинным представлением о счастливом оазисе был как раз цветущий живой мир, а не гладкая безжизненная поверхность.
– Так странно, что вы оба, светские люди, городские жители, вдруг бросили всё и спрятались так далеко от Парижа. Почему?
– Нам всё на-до-ело. Неожиданно появился ребенок, которого мы совсем не ждали, да и возраст стал сказываться, заставляя постепенно замедлять ритм. Лулу, вечно служившая кому-то, вдруг ощутила потребность завести и обустроить собственное пространство, свой личный Ватикан, в котором она бы ни от кого не зависела, а просто жила в подчиненном себе пространстве. Она выращивала тут только то, что хотела. И ей нравилось, что этот мир не агрессивен, не враждебен. Вы улыбаетесь? Я понимаю почему – мне тоже в свое время было немного странно прогуливаться по этому саду и вспоминать, что еще вчера я беседовал в Венеции с Теннесси Уильямсом, который называл меня today.
– А почему вы сказали, что ребенок появился неожиданно?
– Потому что у Лулу был давний вердикт врачей, ей сказали, что она никогда не сможет стать матерью. Мы свыклись с этой ситуацией, ни на что не надеялись, а потом Лулу неожиданно забеременела. Казалось, она бросила вызов природе или сумела возвыситься над природой. В любом случае ее беременность стала чудом, счастьем, совершенно неожиданным счастьем. И она захотела разделить его с этим садом. Здесь, на этом клочке земли, она будто обрела свою планету, как Маленький принц.
– А Лулу можно было спасти от ее смертельной болезни?
– Возможно. Но с ее характером… Она терпеть не могла врачей и их запретов. Она прекрасно понимала, что услышит от них: не делайте то, не пейте этого, вы должны воздержаться от… Она знала, что у нее гепатит С. Знала, какую цену придется заплатить за беспечное отношение к болезни. Но следовать режиму и диктату врачей было против ее натуры. Даже недуг не мог заставить ее разлюбить свободу. Одно время она, правда, пыталась лечиться, но потом почему-то приняла решение всё бросить. Всем говорила, что она здорова. Хотя, вне всяких сомнений, это был всего лишь период временной ремиссии. Два последних года ее жизни она будто играла в прятки со своей болезнью. Делала вид, что ничего не чувствует, что многое ей только кажется… Она закрывала глаза на все свои недомогания и странную усталость до поры до времени. А когда стала совсем уж неважно себя чувствовать, мы отправились к врачам и услышали: вы запустили болезнь. Слишком поздно пришли. Мы ничем не можем вам помочь. Вам осталось два-три месяца. Мы выпишем вам морфин… Услышав такое, она стала чахнуть на глазах, но всё равно собирала друзей. И конечно, понимала, что они приходят попрощаться с ней, а не выпить вина и прогуляться по саду, как в старые времена. Видеть, как угасает Лулу, было для меня пыткой… Удивительно, что даже в последний период жизни она умудрялась успокаивать меня, убеждать: теперь лучше, уже почти всё прошло. И ведь проходило! Боль отпускала ее ненадолго, и я вновь удивлялся способности моей жены подчинять себе законы природы. И потом, этот ее сад убеждал Лулу в том, что Природа гениальна и не знает конца. За холодной зимой, когда всё умирает, обязательно приходит весна, и, казалось бы, мертвые корни пробуждаются, дают новые побеги. Лулу была связана тысячью нитей со своим садом – и он говорил ей о бесконечности жизни, сад отрицал Смерть. Лулу ему верила…