А за старыми яблонями начинался ведьминский лес и всё в нем было перепутано – ветви деревьев, прутья кустарников, всё сухое, сломанное, переплетенное, и никто там не жил, даже ветер. А за ведьминским лесом – сад, и в том саду яблони с молодильными яблоками, и если пройти через вороний пост, лабиринт ветвей ведьминского леса, через сон, мор, то можно попасть в этот сад и сорвать яблоко, всё внутри золотое, и золотая слеза закруглится и покатится с надкуса по губам.
Но все эти походы ночью, во сне, днем всё пряталось. Яблони стояли широкие, как крестьянские бабы, и Аня делила яблоки на летние и осенние. Летние – округлые, широкие, бело-зеленые, под скользкой кожицей мякоть в тонких сероватых трещинках. Мама называла их имя, Аня не понимала, ей слышалось пахучее, из тонкой серой бумаги слово “папироски”, а сами яблоки пахли травой.
Еще зрели яблоки, которые мама называла звездочками, сизые, с восковым налетом, темно-красные, и под их под кожицей текла бедно красная кровь.
Из летних яблок варили варенье, как и из смородины и малины. Смородина – черная, белая, красная, звенела как стеклянные шарики, внутри дрожали застывшие черные бусинки.
А малина – абрикосовая, пурпурная, бордовая, в белых усиках, мерещилась невиданным дрожащим от ветра насекомым, и страшно было глотать, и сладко.
Издали выглядывал крыжовник, его варили вместе с яблоками на варенье. Крыжовник был кислым, несмотря на сходство с виноградом. Зеленый казался воздушными шариками с полосками, а розово-красный – головками птиц с крошечными клювиками.
Цветы росли отдельно, как разбрызганная на ковер краска – золотая, синяя, пурпурная. В цветах жили мухи.
И хотя сад был окружен забором, он куда-то уходил прочь своими ветвями, травой, стелился дальше, сплетался с другим близким ему миром, и границы между ними были зыбки.
В саду стояла баня и текла река. Это была не река, а скорее речка, узкая, вдоль нее нависали, тряся волосами, плакучие ивы с тонкими стволами. Деревянный мосток, на который изредка выпрыгивала лягушка – малахитовая шкатулка с выпуклыми янтарно-черными глазами. Сидела среди травы и горестно урчала. На этом мостке мама мыла посуду, а Аня вытирала синим полотенцем с красным вышитым яблоком.
Баню, сколоченную из серых полусгнивших досок, из какого дерева – березы или сосны, никто уже не помнил, вокруг нее росли лопухи с подорожниками – бутылочно-зеленые, влажные утром и запачканные темно-синим вечером.
Мама прикладывала к царапине.
– Не плачь, не плачь, давай я подую на ножку, – и приговаривала что-то дальше, дышала теплом на ранку, а подорожник чистый, гладкий, холодный.