Все в саду (Николаевич) - страница 214

Аня слезла с рук и побежала к маме, села рядом, закрыла глаза.


Рыба была серебряная, резная, и мама счищала чешуйки, блестевшие на помосте, в ночи, в сумерках. Удары ножа, чешуя, как кольчуга.

Комары летят, гудят, плачут.

– Иди спать, – просит мама. Но Аня не уходит, сидит, дрожит.

– Ты горячая? – Мама кладет руку на лоб, рука холодная. Убрала, и снова жарко.

За спиной ходит он, нельзя повернуться, заговорить. Он ходит туда-сюда. Шаги. Хочется обернуться, но нельзя. Что-то страшное. Пусть скажет, чтобы не было страшно. Ну пусть он скажет, засмеется. Летит чешуя скользкими тонкими щепками.

Рыба живая, бьется в ведре, елозит по дну. Страшно открывает рот, глотает последний воздух. Скоро умрет. Чувствует реку, чувствует, что может уплыть.

– Она хочет в реку?

– Кто?

– Рыба? Ты ее сейчас убьешь?

– Кого?

– Рыбу.

Тишина, голоса такие живые, бьются как рыба о ведро, река то движется, то замирает, и каждый всплеск, как шлепок. Поднимается тихая волна, рыба открывает рот. И он там, стоит и, может быть, сейчас уйдет. Пусть уйдет. Бабушка всё равно прогонит. Пусть уйдет. И мама перестанет плакать.


– Зачем ты приехал? – спрашивает мама. – Зачем ты приехал?


Он что-то говорит, но не так, как всегда, а мама дрожит, у нее стучат зубы и ноги. И у Ани стучат.

– Зачем ты приехал? Зачем ты врешь?

О чем он врет? Мама застывает, спина отодвигается, чешуя летит, вот она на коленке – сырая, слюдяная.


Отец курит сигарету.

– Иди, – гонит мать, – иди в дом.

Аня встает и идет.

– Я посвечу фонариком, – говорит отец. Ане хочется обнять его коленку, но не обнимает, проходит мимо. Деревья легли ничком на землю, затанцевали. Ноги дрожат, Аня не знает, куда наступить, чтобы не в темное. Но отец догоняет, его огромная тень доводит ее до крапивы: беги.

Аня не может пройти через крапиву. Стоит. Отец уже выключил фонарик и снова спустился к маме. Аня возвращается обратно, садится на лавочку около бани.

– Я ненавижу тебя. Меня тошнит от тебя, – плачет мама.

Темнота наползает, кладет свои руки Ане на колени, взбирается, садится. Ей кажется, что ветви вишен качаются на спине, пахнет водой, сырой, затхлой, кислыми листами, острой махоркой. За рекой страшно. Кусты. Проезжают машины. А если идти вглубь, туда, где яблони, страшная птица вылетит и клюнет прямо в сердце.


– Я приезжала, а ты не ночевал дома.

– Ночевал.

– Не ночевал.

– Я оставляла книгу под подушкой. Ты ее не вынул. Если бы ты спал в этой кровати.

– Я спал.

– Нет.

– Я приехала специально. Холодильник пустой.

– Я не ел дома.

– Ты не жил дома.

– Жил.

– Нет, нет, – говорит мама.