Через несколько лет, по какой-то надобности листая историю Черемушек, я узнала, что “Н.Я” означало made by Николай Якунчиков. Наследный владелец кирпичных заводов, камер-юнкер и бывший лондонский атташе, в 1920-м успел эвакуироваться из Новороссийска в Константинополь, а умер в Ницце. Синхроны кончились, и троллейбус пришел без номера, с белым бинтом на лбу. Нескучный сад, как всякое место с карамзинским антуражем, объявленное “местом для влюбленных” (ротонды, гротики, прудики, мостики, часы с нерушимым “без пяти шесть” и прочие демографические мотиваторы), стал довольно безучастным к лирическим стихиям, зато дружественным, во всех смыслах душеприятным, воистину отдыхательным, и слава богу! Якунчиковы кирпичики, говорят, и по сей день встречаются, несмотря на обильную реставрацию, но мы их больше не ищем.
III.
Я люблю тот Нескучный, который заречный. В самом начале Третьей Фрунзы, на бульваре, стоит общественный сортир, справный, прогрессивный, киргизские девушки из деза посещают его, расплачиваясь мастеркардами. Лучший взгляд на сад Нескучный – если встать на это место. Глаз сумеет вырезать из пейзажа нужную буколическую открытку: высокий береговой холм с деревьями большой стройности, ротонды, Летний домик, река, причал, каскадный фонтан с черной пловчихой, вечером – широкая, щедрая оборка иллюминации по нижнему краю. Там, вдали, за рекой – летние девушки в шезлонгах (у иных можно встретить бумажные книги), какой-то альпинистский Панда-парк – полоса препятствий на деревьях, велосипедисты и роллеры, шахматисты и теннисисты, детские площадки, наглые, раскормленные белки – всё милый, благоустроенный досуговый мир, полный к тому же культурной движухи, бесконечных просветительских затей: экскурсии, праздники, мероприятия, квесты, – но всё это нешумно и даже невульгарно. Хипстерский воздух из Парка Горького приходит сюда неширокими волнами, не разрушая обаяния легкой, элегической запущенности Нескучного.
“Сад гармонично соединяет в себе прелесть породистого места с богатой историей и современного места для отдыха горожан”, на голубом глазу сообщает экскурсоводческий сайт. (Кажется, эту породу зазывал теперь зовут “контент-менеджеры”. Где “гармоничное” и “породистое” —жди грамматической беды.) “Это очень старинное место, здесь собирались аристократы еще до революции!..” – тонко комментирует посетитель. Но фактически – верно: сад соединяет, объединяет. Всю дорогу – уж более двух веков – шло это единение: респектабельности, заданной еще екатерининскими вельможами, и “равнения на пошлейшую современность” (как говорил, совсем по другому поводу, Омри Ронен). Как начал Петр Трубецкой еще в 1776 году устраивать в своем имении “ваксалы” по рублю (ужины с конфектами для всех желающих, оркестр и огни прилагаются), так и пошла увеселительная вакханалия: запуска воздушных шаров (уже в 1805-м), фейерверков, летних театров – всего того, что сейчас целомудренно называется “народными гуляниями”. Места много – шестьдесят гектаров на пять имений, так что ж добру пропадать. Но действительно разночинным Нескучный сад стал, как ни странно, именно в пору своего, скажем так, огосударствления, когда Дворцовое ведомство начало скупать поместья под царицыну резиденцию. Главная триада Нескучного – усадьбы Орловой, Шаховских, Голицыных – была выкуплена к 1842 году, но и до того, в тридцатые, шла уже вовсю пальба и гульба. Загоскин писал про Нескучный тридцатых: “Люди порядочные боялись в нем прогуливаться и посещали его очень редко. Тогда этот сад был сборным местом цыган самого низкого разряда, отчаянных гуляк в полуформе, бездомных мещан, ремесленников и лихих гостинодворцев, которые по воскресным дням приезжали в Нескучный пропивать на шампанском или полушампанском барыши всей недели, гулять, буянить, придираться к немцам, ссориться с полуформенными удальцами и любезничать с дамами, которые по изгнании их из Нескучного сделались впоследствии украшением Ваганькова и Марьиной рощи”.