– Остыла каша-то… Погоди, сейчас ложки сыщу…
Они тихонько подсели к столу и принялись в две ложки вычищать горшок.
– Что ж ты, свет, по ночам шастаешь? – спросил отец Кондрат. – Неужто и впрямь зазнобу завел?
И затрясся от сдерживаемого смеха – большой, добродушный, благорасположенный…
Стенька подивился громкости Натальиного голоса. Вот ведь как орала – на другом конце слободы в поповском доме слышно было.
– Какая уж там зазноба… – буркнул он. – И захотел бы, так часа свободного бы не нашлось. По дельцу подьячего своего ходил.
– А что за дельце, свет? Расскажи, потешь душеньку, – попросил отец Кондрат. После возни с пьяным Вавилой ему спать не хотелось, разгулялся батюшка, а хотелось развлечься.
– Да дельце диковинное, – благодарный за угощение, сказал Стенька. – Боярин один вздумал клад закопать…
– При поляках, что ли?
– Нет, недавно.
– С чего бы вдруг? – удивился батюшка. – Клады-то хоронят в войну или в иное ненадежное время. Теперь же в государстве мир и покой. Вон поляков уму-разуму научили…
– А шут его разберет, – не желая поминать в поповском доме черта, объяснил Стенька. – И послал он человека, и тот закопал, и примету поставил, медвежью харю на дереве, но тот человек вором оказался и вздумал тот клад вынуть. Ну, мы и хотим его на горячем прихватить.
– Что ж тот боярин кому попало доверяется? – спросил отец Кондрат.
Это был уже второй разумный вопрос, однако Стенька, высоко воспарив мыслями, не придал значения скромным замечаниям батюшки.
– А тот человек к нему подольстился.
– Вот так-то и бывает промышлением Божьим, – молвил отец Кондрат нравоучительно. – Один клад хоронит, а другой его из земли вынимает!
– Чтобы клад взять, тоже потрудиться нужно, – возразил Стенька. – Мало того что кладовую роспись сыскать, так еще догадаться, что в ней сказано! Тот, что роспись делает, тоже, поди, не дурак – открыто писать. Мне сказывали – иной человек, в ту бумажку уставясь, и пять лет, и десять в земле ковыряется!..
– Погоди! – воскликнул отец Кондрат. – У меня ж тоже кладовая роспись имеется! Погоди, погоди… Я в книжицу ее заложил…
И сам же себе, опасаясь разбудить семейство, прошептал «тс-с!..».
Книги в доме у священника имелись, и в огромном количестве – не менее двадцати! Частью с Печатного двора, частью – рукописные, но так отчетливо, что лучше всякой печати, были они увесисты, иную лишь двумя руками и поднимешь. Перелистать всех – это была немалая морока. Тем более что бумажек в них батюшка понавтыкал видимо-невидимо, обрезы книг прямо топорщились исписанными клочками.
Отец Кондрат привлек к поискам Стеньку, и действительно, перерыв восемь томов, из девятого они вынули искомый клочок.