Узнать его можно было по очертаниям головы в дикой волосне, по необычному росту! Это был тот, кого в лесу, сквозь листву, Семейка не без оснований принял за вставшего на задние лапы медведя.
Данилка был и повыше, и поплотнее товарища. Правда, опыта рукопашной схватки почитай что не имел, зато имел отчаянный норов и удивительную быстроту действия. Еще только выходил медведище из разворота, в который потянула его правая ручища, основательно двинувшая Семейку, а Данилка тут же справа на него и набросился, и что было силы заехал в ухо.
Отродясь он так не бил кулаком по жесткому, детские драки не в счет, и едва не выбил кисть из сустава, а уж боль была такая – еле крик удержал.
Семейка, очевидно, не слишком пострадал. Он по лопухам перекатился к мужичищу и с такой силой лягнул его обеими ногами в бедро, что прямо рыбкой в воздух взлетел.
Только это и спасло Данилку – ведь противник лишь башкой мотнул, на ногах устоял, и его левый кулак уже летел к парню…
– Караул! – заорал, плохо разбирая в темноте подробности, но чуя опасность, молодой поп.
Подбитый ударом чуть выше колен, мужичище пошатнулся, повернулся, быстро сообразил, что схватка проиграна – да и кинулся бежать.
Данилка прижал к груди пострадавший кулак и опустился на корточки, чтобы помочь Семейке.
– Ступай к нему, ступай! – шепотом приказал Семейка.
– А ты?…
– Да ступай же…
Данилка выпрямился и зашагал к попу.
– Это что такое было? – спросил тот, бросаясь навстречу.
– А то и было – убийца вокруг этого двора крутится! – отвечал Данилка. – Абрам Петрович, где ты? Это ведь по твою душу приходили!
– Тихо ты, тихо!.. – донеслось из-за высокого забора. – Какой еще убийца?
– Пусти – расскажу.
– Да как же я тебя пущу-то?
– Как хочешь, так и пускай, через забор перекрикиваться не стану.
Данилка был так возбужден дракой, что утратил всякое почтение к старости.
– Да и меня пусти! – потребовал поп. – Мало ли кто тут слоняется, до тебя добирается! Я ради тебя душу губить не желаю!
– Да будет вам, будет, не шумите! – умолял из темноты кладознатец. – Какой еще убийца?
Тут Данилка несколько опомнился.
Поп и Абрам Петрович такие странные речи вели, что еще непонятно – а не увязаны ли все трое в один узелок?
– Да узнал я этого человека, – сказал Данилка. – Он у Спасских ворот околачивается, милостыньку просит. А сказывали, несколько человек убил, потом раскаялся, и ему от старца послушание дано – милостыньку собирать да панихиды по убиенным служить. Но коли он ночью шатается и по кустам прячется, может, опять за старое взялся?
Был такой юродивый, дед Акишев про него очень даже поучительно толковал. Мол, нет такого греха, который превозмог бы милосердие Божье, главное – смириться. Вот он очень кстати и пришел парню на ум! Тот, правда, был и ростом пониже, и статью пожиже, а коли совсем точно – Данилке по плечо и вдобавок горбатый…