– И как, много они насмотрели? – видя, что скоморох без скоморошества обойтись не может, смиренно спросил Семейка.
– Я полагаю, немало, – уже без прибауток отвечал Третьяк. – Особенно когда сговорились про одно и то же врать. Тогда боярыня велела призвать кладознатца. Где-то она слыхала: коли клад неправильно берешь, он еще глубже в землю уходит. Абрам Петрович возился с ними, возился, нашли они ту деревню Болячки! Ночью на шести телегах за кладом выехали!
– Нашли?! – прямо привскочил с бочонка Данилка.
– Нашли, – весомо произнес скоморох. – Изба-то старая была, так они под печью конский череп нашли. Видать, в тех краях так полагалось – для оберега. Но Абрам Петрович с нее за свои услуги вроде бы немало взял.
– Вот то-то и беда, – заметил Томила. – Нам ему платить нечем.
– Так нам же и не клад нужен! – воскликнул Филатка.
Возник спор – за что, собственно, платить деньги кладознатцу? С одной стороны, вроде бы и без его помощи клад сыскали! С другой – от него не те сведения нужны, без которых клада не взять, а те, которые помогут на след убийцы выйти. Третьяк с Томилой чуть друг дружке в бороды не вцепились…
Вроде только что сидел тихий Семейка на самом низком бочонке, даже несколько съежившись от взаимных скоморошьих попреков, и вдруг оказался стоящим посередке, а Томила уже сидел на полу справа от него, Третьяк же прислонился к здоровенному бочкиному боку слева, разинув рот, как это бывает с человеком, который неожиданно треснулся затылком о что-то крепкое.
– Вы сперва его, того Абрама Петровича, сыщите, – сказал Семейка, и по голосу было ясно – осточертел ему шум. – Где его в последний раз видели? Где о нем знать могут? Та старая боярыня на Москве еще проживает или давно постриг приняла?
Томила неторопливо поднялся и, грознее вставшего на дыбы медведя, пошел на Семейку.
– Драки тебе захотелось? – спросил сурово. – С татарчатами у меня расправа проста! Вот как сейчас!..
А что – сейчас, договорить не успел. Данилка сорвался с места и заступил ему дорогу.
– Вот это видел? – спросил парень, показав кулак, который от нелегкого конюшенного труда вырос у него такой – мало не покажется. – Я тебе твое гнилое слово в глотку вобью! Вместе с зубами его сожрешь! Какой он тебе татарин?! Сам ты нехристь!
Тут на плечах у Томилы повисли Третьяк и Филатка, а Федосьица кинулась оттаскивать Данилку.
– Ты что, парень, взбесился?! Да он же – кулачный боец!
– Дурак он, а не боец! – кричал, отпихивая Федосьицу и поражаясь ее недюжинной силе, Данилка. – Не дам товарища порочить! Пусть отца своего лает и бесчестит!