– И знал же, с кем покумиться!
– Ничего он не знал, а так Бог велел, – объяснил Третьяк.
Тем временем куманек Настасьи-гудошницы спешил следом за своей новоявленной зазнобой на Неглинку, и все огородами, огородами, потому что кое-где уже опустили поперек улиц решетки. Наконец добежали.
– Где ты, девка, пропадаешь? – напустилась на гулену совсем старенькая бабушка. – Мы так не сряжались! Меня дома свои внуки ждут!
– Да ладно тебе, Матрена Лукинишна! На том свете зачтется! – Федосьица обняла бабушку, приласкалась к ней и получила тумака, но не злобно, а в назидание.
– На том свете – это еще когда, а ты как расплатишься?
– Не вышло сегодня заработать, Матрена Лукинишна, – Федосьица заглянула в колыбель к спящему сынку. – Смотри, смотри – во сне улыбается… С ангелом его душенька беседует…
– Матери родной не дождался, без нее и уснул. Гляжу, ты не одна?
– Да вот – приманила сокола! – шепнула девка бабушке на ухо.
– Да я знаю этого сокола! Это Феденькин крестный! Грех, девка. Он же тебе как родня.
– А и замолю.
Если бы Данилка слышал, что его назвали соколом, что ради него и грех на душу взять готовы, возгордился бы еще больше. Коли получилось бы, потому что и сейчас его гордыня утратила все пределы. Девка сама с собой позвала! Еще немного – уйдет бабушка Матрена Лукинишна и превеликая радость свершится!
Пока девка с бабкой шептались, он стоял, приосанившись и впрямь вообразив себя ясным соколом. Потом, когда бабка, перекрестив Федосьицу, убралась и дверь за ней закрылась, он мигом оказался рядом с зазнобой.
– Да ты погоди, парень, погоди, – чуть отодвинувшись, сказала Федосьица. – Нельзя так – грех!
– Грех? – удивился Данилка неожиданному в устах зазорной девки слову.
– А то! Образа нужно завесить, чтобы они на это дело не глядели, нательные кресты обоим снять, тогда – можно!
– Тогда, выходит, не грех? – уточнил парень.
Несмотря на возбуждение, ему сделалось смешно.
– Тогда вроде бы не так грешно выходит…
И Федосьица улыбнулась. Улыбка у нее была такая, словно девка для поцелуя губы подставляла. Данилка и облапил, и впился в эти розовые губы, и тут же оттолкнул Федосьицу…
– Ты чего это? – удивилась она.
– А ты чего?… – Он даже не мог объяснить словами ее проступок, но она догадалась.
– Ты же не дитя малое, чтобы тебя закрытым ртом целовать! Есть простое лобзание – это поцелуй, так даже монах мать или сестру поцеловать может. А есть татарское лобзание – вот оно самое соблазнительное! Ты, видать, такого еще не пробовал.
Данилка в огрехах признаваться не любил. А в его-то годы мужская неопытность – еще какой огрех.