– А Семеном Ефремовичем люди кличут.
Данилка намотал на ус – Семейка одним желанием платить немедленно и без торговли полюбился кладознатцу больше, чем Третьяк с любезным обхождением и льстивыми словами.
– А спосылай-ка ты, Семен Ефремович, малого за кружкой вина. Нужно наш договор скрепить, – и Абрам Петрович указал на Филатку.
– А где тут кружало неподалеку? – спросил скоморох.
– Как выйдешь из ворот, так все налево, налево, и у церкви спросишь, покажут. Да как кружку понесешь – ты ее под полой неси, неприметно. Понял?
– Как не понять!
Филатка поспешил прочь.
– Я бы и не подумал, что медвежья харя на клад указывает, вон они меня научили, – сказал Семейка. – Не поленился же кто-то, на дерево взобрался, резал!
– Ее могли и заранее вырезать, потом к дереву приспособить.
– Вот и мне показалось, что привязана. Примета хорошая, одна беда – не только тот, кто денежки зарыл, а всякий, кто на ту харю набредет, до клада добраться может. Вот как мы!
– Тот клад не дурак клал, – заметил Абрам Петрович. – Ты полагаешь, свет, он под той сосной и лежит себе? Давно бы сосну выворотили и клад забрали! Скорее всего, куда та харя глядит, туда и ступай, шаги считая.
– Как же знать, сколько шагов отсчитать?
– А это уж моя забота. И коли клад зачарованный – я тоже к нему подход найду. Бывают искатели неопытные – зачарованный клад возьмет и черепками рассыпется, или, того хуже, конским навозом обернется, его и выбросят, да еще матерно изругают. А он потом опять свой подлинный вид примет.
– Стало быть, непременно деревянная харя на клад указывает, – не отвлекаясь на конский навоз и тому подобные страсти, уточнил Семейка.
– Да для чего же еще ее к дереву приспосабливать?
– А сам ты, Абрам Петрович, про такой клад, где медвежья харя приметой, не слыхивал?
Кладознатец призадумался.
– А доводилось… Вы свою харю где отыскали?
– А ты где про клад с харей слыхал?
Тут-то Данилка с Третьяком и поняли, что сцепились противники.
– Не доверяешь, стало быть? – спросил Абрам Петрович.
– А я такой, – согласился Семейка. – Там, может, котел золота лежит! А я тебе все сразу разболтаю, ты забежишь вперед и возьмешь. Не-ет, свет, у нас с тобой все по-честному будет!
И это нехорошим голосом молвил тот самый Семейка, который преспокойно, работы по конюшне исполняя, кошель на видном месте оставлял. Надо сказать, что ни один из конюхов ни разу на тот кошель и не покусился. А кабы покусился – не Семейка, а Желвак с Озорным из него бы душу выколотили. У них кулаки куда как покрупнее Семейкиных были.
– Ну, твое право. Давай-ка, пока мы договор свой вином не скрепили, посовещайся-ка с товарищами. Может, и отступишься. Чтобы уж потом на попятный не идти!