У Данилки оружия не было, и он просто сжал кулаки.
– Стойте, конюхи! Я это, я! – голос был знакомый.
– Третьяк? Ты, что ли? – Семейка опустил руку с ножом и выглянул из-за угла. – Что еще стряслось?
– Послушайте-ка, чего было! – выкрикнул Третьяк, нагнав конюхов. – Уже не мы за кладознатцами гоняемся, а они за нами!
– Ого?!
– Ф-фу! Ну, слушайте, рты разевайте, да ворону не поймайте. Стоило мне с вами расстаться да к Маросейке повернуть – человек за мной, гляжу, увязался. Я нарочно свернул – и он за мной свернул. Ну, думаю, не иначе – признал… И сдаст он меня первому же стрелецкому караулу! Ну-ка, думаю, а не взять ли ноги в руки?… и все скорее, все скорее пошел. А он сзади как гаркнет – постой-де, добрый человек, я так бегать не навычен! Я ему – а на что я тебе понадобился? Он мне – а дельце есть.
– И ты подошел? – спросил Семейка, пряча засапожник.
– Так я же не с голыми руками. И у меня за голенищем не пусто. Сошлись мы. Он и говорит – видел-де, как ты с товарищами с Абрамкой-кладознатцем разговоры разговаривали. И я, говорит, того Абрамку знаю, он только цену набивать горазд. Он с вас как начнет брать – и на просфору девятичиновную, и на молебны, и на богоявленскую воду, уж не рады будете, что связались. А возьмете ли клад – то еще вилами по воде писано. Я ему – а что, уж не ты ли поможешь клад взять? Он мне: да для того за тобой и бегу! Про медвежью харю, говорит, наслышан, и как тот клад взять тоже знаю, да там такое дело – клад-то не для пугливых. Многие уже его взять пытались, да прочь бежали, порты обмочив. А вы четверо, я гляжу, люди основательные, стало быть, нам вместе брать тот клад на роду написано! Вот такой ловкий мужичок мне попался.
– И сговорился ты с ним?
– На всякий случай – сговорился! Назвался он посадским человеком Коробом и тоже много хвалился, что клады брал. Ох, чую, отыщем мы и впрямь котел с жемчугом!
– Почему с жемчугом? – полюбопытствовал Данилка.
– А про него всякие слухи ходят. Ты еще мал, да и ты молод, – это относилось к Семейке, – а я уж пешком под стол ходил, когда наши поляков из Москвы вон выбили. А было это, чтобы не соврать, в сто двадцатом… или в сто двадцать первом?… Батя сказывал – на третий день, как новый год наступил, в сентябре, значит. Длилось Смутное время немало – лет с десяток, поди. Поляки шарили всюду, и все, что можно было, от них добрые люди прятали. А что не удалось упрятать, то они брали и с собой возили. Как им хвост поприжали – тут и они принялись добро в землю закапывать.
– Ты про котел-то расскажи! – напомнил Данилка.