Человек, имеющий дурные намерения, немало вреда мог причинить, забравшись в загадочное нутро Водовзводной, она же Свиблова, башни.
Семейка сунул четыре пальца в рот и свистнул. Данила знал этот свист – так конюхи при нужде звали своих. Богдан и Тимофей бросили рыбную беседу на полуслове и поспешили на зов. У Тимофея хватило ума крикнуть стрельцам, чтобы сбросили вниз факел.
В невысоком, плотном и коренастом конюхе трудно было предположить особую ловкость – как, впрочем, и в сутулящемся, загребающим ногами пыль на ходу, неприметном Семейке. Однако кинулся Тимофей, как кот на мышь из засады, и поймал факел прямо на лету.
Обеспокоенные стрельцы побежали по деревянному настилу за стенными зубцами от Благовещенской башни к угловой, Водовзводной. По заросшему кустами крутому склону замельтешили светлые полосы. Семейка, остановившись вдруг, уставился на откос – и решительно полез наверх. Двигался он шустрее, чем та обезьяна, которой тешили государя в Измайловском. Наконец добрался до сомнительного места, опять свистнул и тут же опустился на колени.
Первым подбежал самый быстроногий – Данила. Следом примчался Желвак. Последним – Тимофей с факелом. Тогда лишь стало ясно, что такое обнаружил глазастый Семейка.
На земле лежал навзничь человек в вонючем тряпье, с головой, замотанной поверх меховой шапки еще каким-то драным полотенцем. Глядеть ему в лицо было опасно – могло и наизнанку вывернуть. От правого виска через всю щеку простиралась язва – чуть присохшее живое дикое мясо. Из-за него правого глаза, почитай, и видно не было. Слева же страшное лицо было изгваздано в грязи.
Однако человек был жив – губы шевелились.
– Хорош! – сказал изумленный Тимофей, осветив это безобразие. – Вставай, дядя!
– Погоди, – Семейка поправил Тимофееву руку с факелом, подтянул поближе, пятно света упало на грудь, и тут кое-что сделалось ясно.
В груди, ближе к горлу, торчала небольшая, усыпанная бирюзой рукоять. Узкий клинок весь вошел в тело.
Тут и Данила, поборов брезгливость, опустился рядом на корточки.
– Кто это тебя, дяденька?… – показывая пальцем на рукоять, но прикоснуться к ней не решаясь, шепотом спросил он.
Губы опять зашевелились, приоткрылись, и в щель полезла кровавая пена.
– Спаси и сохрани! – Тимофей перекрестил лежащего. – А ведь он, товарищи, помирает.
– Да скажи ж ты хоть слово! Кто это тебя?! – закричал Данила. – Кто в тебя джерид кидал?! Ты ж его видел!
– Да… – еле слышно произнес умирающий. – Да-нил-ка…
– Знакомец? – удивился стоявший сзади всех Богдаш.
– Сту-пай к дья-ку…
– К какому дьяку?