— Этот негодяй, — говорил он Гильдегарде, — забавлялся мучением моим, уверяя, что имеет тебя в своей власти.
— Забудем о том, он сам теперь находится в наших руках, — сказал Гримоальд, взиравший на сию сцену в молчании.
— Неправда, он в моих руках, — возразил настоящий граф, покрытый кирасами, который вошел тогда в комнату и приблизился к Губерту.
— О Небо! это мой ангел-хранитель, — вскричала Гильдегарда, схватив и лобызая его руку, покрытую перчаткою.
Сие явление возымело совсем противное действие над Губертом; он повергся в стенании на свою циновку и закрыл руками лицо, закутывая голову епанчою.
— Я также пришел навестить его, — сказал сын Гродерна, приблизившись к пленнику.
Юный Эдгар не был уже в платье поселянина, но в одежде, приличной достоинству его рода. Высокий и статный его рост, благородный вид и приятные черты лица обратили на него взоры всех окружающих. Но в сей новой одежде никто не мог его узнать, и вопрошали о том один у другого.
— Я пришел, — сказал он, — искать правосудия и отмстить за оскорбления, нанесенные отцу моему.
Он хотел было продолжать, как пронзительный и дикий женский голос обратил внимание слушателей. Она вбегает стремительно в комнату, и все видят Брюншильду в исступлении свирепства.
— Так, так, — вскричала она, повергнувшись на циновку графа, изнуренна я конвульсиями своего бешенства, — я освобожу его из рук гнусных гонителей.
Стража за нею последовала и хотела ее вывести; но она, вскочив и выхвативши из-под робы своей кинжал, стремилась поразить герцога, который, по счастью предусмотрев то, отвернулся столь поспешно, что удар скользнул только по его одежде. Когда ее схватили и сковали крепчайшим образом, все действующие лица прошедшей сцены последовали за нею в комнату, куда ее вовлекли, исключая пленника, сына Гродерна и привидения в кирасах.
Заключив Брюншильду, герцог возвратился в комнату пленника. Он нашел его одного, распростертого без чувств на постели. Герцог вышел, заперевши дверь на замок, и соединился с своею дочерью, остававшеюся под смотрением Гримоальда.
Остаток дня протек в различных разговорах; наконец решились, чтоб Брюншильда провела ночь в своей комнате, и Альберт велел поспешить приготовлением того отделения, в коем виновная его супруга должна была окончить время своего наказания. Вечером один из стражей Брюншильды пришел уведомить герцога, что она совершенно лишилась разума.
— Это, я думаю, не новое, — говорил Гримоальд, — но пойдем посмотрим ее, ибо сие мнимое сумасшествие может быть не иное что, как умысел к успешнейшему произведению новых проказ.