– Прости, каюсь, – пробормотала я, пытаясь дотянуться до его щеки, чтобы поцеловать. Никита, не желая так скоро меня прощать, увернулся. – Ну ты же знаешь, что я работаю до шести. А тут еще Андрей Михайлович, – свалила я свое опоздание на шефа, уверенная в том, что Никита не станет проверять, в котором часу я ушла с работы.
– Ладно, идем в зал, если, конечно, нас туда пустят, – пробурчал он и вытянул из-за спины букет. – Кстати, это тебе.
– Какие прелестные цветы. Как ты догадался, что я люблю именно такие? – восторженно спросила я, уткнувшись лицом в пахнущие осенью белые хризантемы.
Никита сдержано улыбнулся: он все еще сердился на меня за опоздание.
В зрительный зал нас не пустили: спектакль уже начался. Вредная старушенция с пачкой театральных программок загородила дверь своим тщедушным телом.
– Молодые люди, вы куда?
– Странный вопрос! – с вызовом ответил Никита. – На свои места! Вот билеты!
Зря он так сказал. Надо было помягче, подобрее со старушкой.
– Вы опоздали, а в театр не опаздывают! После третьего звонка в зрительный зал мы не впускаем никого! – делая ударение на последнее слово, произнесла служительница Мельпомены. Она приняла боевую стойку, нагнула голову вперед и, тряся стянутым в узел жиденьким пучком волос, злобно повторила: – Не пущу!
Надо было менять тактику.
– Но, может, сделаете исключение? – с мольбой в голосе попросила я. – Мы очень торопились, правда.
Никита решил мне подыграть. С его лица сошло агрессивное выражение, брови соединились на лбу домиком, нос нервно задергался, а глаза стали жалобными, как у обиженного спаниеля, – все говорило о том, что он всю жизнь мечтал попасть на спектакль, а теперь его мечте не суждено сбыться.
Увы, старушенцию и слезы не смогли разжалобить. Тогда Никита сделал шаг вперед. Старушка не испугалась.
– Нет! Даже если вы скажете, что являетесь депутатом, все равно не пущу! – она еще шире развела руки, выпятив при этом костлявую грудную клетку, обтянутую черным трикотажным платьем. – Театр – это храм! Святилище искусства! Его нельзя брать штурмом, – завизжала она, подозревая, что Никита хочет применить к ней силу.
В принципе, ее можно было легко сдвинуть с места, поднять и отнести в сторонку, но ни я, ни Никита не хотели скандалить.
Чувствуя себя виноватой – мы ведь из-за меня опоздали, – я вздохнула и взяла Никиту под руку.
– Пошли.
– В антракте я вас впущу, – вдогонку крикнула старушка. – Вы пока в буфет сходите.
Никита пожал плечами. Можно и в буфет сходить.
На удивление, в буфете практически все столики были заняты. Мужчины баловались коньячком, женщины употребляли шампанское. Настроение у всех было превосходное, как будто спектакль, от которого они получили массу удовольствия, уже закончился.