Вдругъ надзирательница бѣжитъ: „Ты что дѣлаешь, какой скандалъ“? — „Да я моюсь“.
— Развѣ можно вамъ съ мыломъ мыться? Вы можете всю воду отравить. Надо штрафъ на тебя.
Съ того дня стала я жить въ мамкахъ. Хуже собачьей жизни. Цѣлый день на ногахъ. Всего двѣ табуретки на всѣхъ. А на полъ сядемъ, штрафъ. Ложимся послѣ полуночи. Встаемъ съ зарей, весь день ходимъ, какъ растерянныя. Когда я вышла оттуда, пять сутокъ отсыпалась. Поѣмъ и спать. Въ баню ходятъ разъ въ мѣсяцъ, и то безъ мыла. Даже гребенки не дали. Волосы совсѣмъ задохли, и причесать нечѣмъ. А нечисти всякой столько, хуже, чѣмъ въ якутскихъ юртахъ. Прогулокъ нѣтъ, свиданій нѣтъ. Не лучше арестантовъ.
На второй день я подошла къ окошку. Вдругъ слышу крикъ за моей спиной. Обернулась: стоитъ надзирательница съ шваброй надъ моей головой.
Зачѣмъ такой шумъ?
— Ахъ, ты, такая сякая. Почто подходишь къ окну, когда вамъ не дозволено.
Я тоже разсердилась: — Зачѣмъ ты меня тычешь? Я тебѣ не наперстокъ. Развѣ намъ нельзя посмотрѣть хоть кусочекъ неба, когда гулять не пускаете?
Дѣтей намъ дали, кому одного, кому и двоихъ. У меня молока было много. Мнѣ принесли еще третьяго, а потомъ четвертаго.
— Да что это — говорю. — Вѣдь я вамъ не корова. У меня два соска, а не четыре.
— Какъ хочешь, а корми. Ты не здѣшняя, ты обязана.
— Своего стану кормить, другого подкармливать. А больше не хочу. Развѣ вы хотите, чтобы я ихъ голодомъ поморила?
— Ладно, — говорятъ, — давай имъ, что у тебя въ грудяхъ останется. А то рожкомъ.
Я такъ ихъ и стала кормить. Двоихъ грудью, а двоихъ рожкомъ.
Я оттого сказала, что голодомъ поморю: другія мамки такъ морятъ. У какой мамки ребенка отправятъ въ деревню, та должна кормить чужихъ дѣтей, пока въ грудяхъ есть молоко. Не выпускаютъ ихъ. Одна тамъ есть нѣмая, уже другой годъ. Она имъ не можетъ сказать. Станетъ руками показывать. А они ей рукой махнутъ: оставайся. Такъ и остается.
Оттого другія мамки уничтожаютъ молоко въ грудяхъ, чтобъ отпустили ихъ. И ребенковъ морятъ, рожки выливаютъ, или просто выпиваютъ. Дѣти синія, худыя, такъ и умираютъ. Три недѣли я тамъ была, а десять умерло. Одна мамка прямо вьявь ребенка морила. Попоитъ его водой, только и всего.
Я ей сказала: „Зачѣмъ ты моришь? Я старшему доктору докажу“. Стала доктору говорить. А онъ обозлился: — „Вы ничего не понимаете. Можетъ, вы сами морите своего ребенка“.
За каждую малость штрафъ, три рубля, пять рублей, изъ маленькаго жалованья. А свѣтъ только тогда видишь, когда мусоръ выносишь. Оттого и отнимаемъ очередь другъ у друга, лишь бы свѣтъ посмотрѣть: