Тогда я написала на зеркале: «Я тебя люблю, Яр» – и завернула кран. Переоделась в свою пижаму на случай, если придется все-таки спускаться на этаж ниже, отважно вышла… и на кухне никого не было.
Я заглянула в мусорное ведро – пустое, десертов нет. И в холодильнике тоже. И ложка лежала чистая.
Можно ли считать это шагом навстречу?
Тихонько, на цыпочках, я прокралась в спальню. Яр сидел на кровати, прислонившись к стене, и его лицо освещал бледный свет экрана ноутбука. Заметив меня, он захлопнул крышку, стало совсем темно. На ощупь я нашла край кровати, просочилась под одеяло – и была поймана в теплые объятия.
– Что ты на себя тут надела, – проворчал Ярослав, пытаясь гладить меня, но неизменно натыкаясь на ткань пижамы. – Что вообще за глупости, зачем тебе пижама? Это такой изощренный отказ в сексе? Или ты сегодня женщина-головоломка Леонардо? У тебя тут пуговиц двести точно!
Он вертел меня со всех сторон, сжимал грудь через ткань, гладил узкую полоску кожи между пижамной курткой и штанами. Я упорно молчала, но таяла от настойчивых поцелуев, приходящихся куда попало – где Яр находил место, свободное от тирании пижамы, туда и целовал.
– Так, все. Раздевайся немедленно! – рыкнул он, ведя цепочку поцелуев по моему позвоночнику под задранной пижамной курткой и снова наткнувшись на крепко завязанные штаны. Ловкие пальцы пробежали по моей талии и нашли запутанный узел из шнурков. Уверена, Яр быстро с ними справился бы, секунд за пятнадцать. Поэтому я попыталась пнуть его и вырваться, но он прижал меня животом к кровати, навалился тяжелым телом и прошептал на ухо, заставляя табуны мурашек носиться по моей коже от шелкового голоса:
– Эй, я знаю, что ты не по-настоящему на меня сердишься.
– Почему? – буркнула я, валяясь, словно символ подавленного сопротивления.
– Когда я пришел, мой свитер лежал на батарее, а телефон был воткнут на зарядку. Ты это делаешь каждый вечер и сделала сейчас. Ты не захотела меня наказать даже этим.
– Шерлок Холмс чертов.
– Я же тебе говорил, что все замечаю…
И пока я возмущалась его проницательностью, он уже справился и с завязками, и с пуговицами, и со всеми остальными ловушками, сам поймал меня в плен горячих рук, тягучих поцелуев, сладких ласк и нежного, невероятного, упругого прибоя, качавшего меня на волнах до самого счастливого забытья.
– Послезавтра ведь все решается? – тихо спросила я, устраиваясь у него на груди. Яр перебирал мои волосы все медленнее, постепенно засыпая.
– Завтра… – пробормотал он.
– В смысле – завтра! – подпрыгнула я. – Суд же!